Далай-лама сложил ладони, как для молитвы, и ответил.

– На днях я вспоминал 10 марта 2008 года, когда в Тибете начались стихийные протесты. Тогда я намеренно пытался воспитывать в себе сострадание и заботу о китайских лидерах, которые придерживаются столь жесткой политики в отношении моей страны. Я пытался взять на себя их гнев и страх и отдать взамен любовь и прощение. Это наша практика принятия и отдавания, тонглен.

Эта практика действительно помогла мне поддерживать беспристрастность. Мы, буддисты, намеренно препятствуем возникновению гнева и ненависти. Китайцы – прекрасный народ. Среди них есть те, кто придерживается политики нетерпимости, но даже к ним, к представителям властей, мы стараемся относиться с состраданием и искренним беспокойством за их благополучие.

Затем Далай-лама заговорил по-тибетски, а Джинпа перевел.

– Как правило, когда мы говорим о развитии сострадания, имеем в виду сострадание к человеку, который испытывает сильные тяготы и боль. Но вы также можете сострадать тем, кто сейчас не мучится, а усиленно создает предпосылки для этого в будущем.

Видите ли, в чем дело, – продолжал объяснять Далай-лама, – совершая столь дурные, вредоносные деяния, причиняющие сильную боль другим, эти люди вредят сами себе. Согласно христианской традиции, они попадут в ад, верно?

Архиепископ кивнул, внимательно слушая.

– В буддистском представлении люди, совершающие зверства, в том числе убийства, создают карму, влекущую за собой очень серьезные последствия. Поэтому у нас есть все причины беспокоиться за их будущее. А когда вы озабочены чьим-то благополучием, гневу и ненависти не остается места.

Прощение, – продолжал Далай-лама, – не означает, что мы забываем. Вы помните о болезненном опыте, но, поскольку эта память может привести к возникновению ненависти, нельзя позволять себе пойти этим путем. Мы должны выбрать прощение.

Архиепископ также выразился однозначно:

– Прощение не означает, что вы забыли о том, что сделал ваш обидчик. Поговорка «простил и забыл» тут не действует. Умение отреагировать без негативности, не поддаваясь отрицательным эмоциям, вовсе не означает, что вы вообще не реагируете на действия обидчика или разрешаете ему обидеть вас снова. Прощение не означает, что вы не стремитесь к восстановлению справедливости и ваш обидчик остается безнаказанным.

Далай-лама предпочел не отвечать на ситуацию с протестами в Тибете, руководствуясь гневом и ненавистью, но это вовсе не значит, что он перестал выступать против китайской оккупации Тибета и действий китайцев на тибетской территории, что перестал добиваться свободы и признания достоинства для своего народа.

– Я бы хотел добавить, – сказал Далай-лама, – что есть важная разница между прощением и допущением безнаказанности, разрешением творить зло. Иногда люди воспринимают меня неправильно и думают, что прощение – это когда мы примиряемся со злом и как бы одобряем его. Ничего подобного. Мы должны понимать эту разницу. – Далай-лама говорил увлеченно, сильно жестикулируя. – Мы разделяем делателя и действие, человека и его поступки. Когда совершается неправильное действие, мы должны прекратить его. Но у нас есть выбор: не гневаться на того, кто совершает это действие, и не ненавидеть его. В этом сила прощения: мы ни на минуту не забываем о том, что перед нами человек, но со всей ясностью и твердостью отвечаем на злодеяние.

Мы боремся со злом не только чтобы защитить тех, кому причиняется вред, но и чтобы защитить того, кто причиняет вред. Потому что в итоге это и для него обернется страданиями. Из озабоченности благополучием этого человека мы стремимся остановить его злодеяния. Вот в чем смысл наших действий. Мы не позволяем себе испытывать гнев и ненависть к китайским властям, но категорически не согласны с их действиями.

– Прощение – единственный путь к исцелению и единственный способ освободиться от груза прошлого, – добавил архиепископ. В своей The Book of Forgiving («Книга о прощении») архиепископ и Мпхо рассуждают: «Без прощения мы остаемся привязанными к человеку, причинившему нам зло. Мы прикованы к нему цепями обиды, крепко связаны и не можем двигаться вперед. Пока мы не простим нашего обидчика, в его руках будут ключи к нашему счастью. Он будет нашим тюремщиком. Прощение возвращает нам контроль над своей судьбой и эмоциями. Мы освобождаем себя сами».

– А что вы скажете тем, кому прощение кажется проявлением слабости, а месть – проявлением силы? – спросил я у Далай-ламы.

– Есть люди, чьи действия продиктованы животным умом. Когда их ударяют, им хочется стукнуть в ответ, отомстить. – Далай-лама сжал кулак и сделал вид, что бьет себя. – Но мы люди, а не животные и способны задуматься: какой смысл в том, если я тоже ударю?

Как люди, мы также можем понять, что никто не рождается, чтобы быть жестоким или вредить окружающим. Просто в силу определенных обстоятельств между мной и другим человеком возникла неприязнь, поэтому он меня ударил. Может быть, мое поведение, отношение или даже выражение лица настроили этого человека против меня, и он стал моим врагом. Так значит, я тоже «при чем». И кто виноват? Сядьте и спокойно поразмышляйте о различных причинах и предпосылках того или иного события, и вы увидите, что на самом деле злитесь не на человека, а на причины и предпосылки. На гнев, невежество, близорукость, узость восприятия. Осознав это, сможете посочувствовать своим противникам и пожалеть их.

Именно поэтому мнение, что терпимость и прощение – признаки слабости, абсолютно ошибочно, – горячо подытожил он, разрубая воздух ладонью. – Это совсем не так. На все сто процентов. На тысячу процентов! Прощение – признак силы. Так ведь? – Далай-лама повернулся к архиепископу.

– Совершенно верно, – со смехом ответил тот. – Я как раз хотел заметить, что те, кто утверждает, что прощение – признак слабости, никогда никого не прощали.

– Естественной реакцией на удар, – продолжал он, – становится желание ударить в ответ. Но почему же нас так восхищают люди, отказавшиеся от мести? Просто мы осознаём, что правило «око за око» никому не несет удовлетворения. Если все будут придерживаться этого принципа, мир ослепнет. В нас живет инстинкт мести, но есть и инстинкт прощения.

Действительно, в ходе эволюции у людей как будто развились оба этих импульса, обе способности – мстить и прощать. Изучив шестьдесят мировых культур, психологи Мартин Дейли и Марго Уилсон обнаружили, что у девяносто пяти процентов из них принята та или иная форма кровной мести. Однако психолог Майкл Маккалоу, исследуя те же народы, убедился, что у девяносто трех процентов существуют ритуалы прощения и примирения. Не исключено, что оставшиеся семь процентов просто принимают прощение как должное.

По мнению приматолога Франса де Вааля, примирение чрезвычайно распространено и в животном мире. Шимпанзе целуются и мирятся, но подобное поведение свойственно не только приматам. Овцы, козы, гиены, дельфины – из всех изученных особей лишь домашние кошки не демонстрировали способности к примирению после конфликта. (Полагаю, владельцев кошек вряд ли удивит это открытие.)