Под вечер воскресенья Мередиты поссорились из-за того, когда им лучше отправиться домой. Эмили хотелось остаться до понедельника, а Леон желал уехать этим вечером. «Господи, да конечно, – подмывало сказать Моргана, – поезжайте!» – и не только Мередитам, но и всем остальным. Вот бросили бы они его на пляже. И осень пришла бы и замела его песком, закидала бурыми, летящими в море листьями. И он наконец-то вкусил бы покой – так он это себе представлял. Морские валы помогали бы ему, перекатываясь через него, мирно лежащего. И тогда он получил бы возможность разобраться в себе. Ведь это люди вносили в его жизнь беспорядок – Луиза, похожая в полосатом пляжном халате на носатого бедуина; сгорбившаяся Бриндл, с которой спадал пустыми складками старый растянутый купальник Бонни. Морган сидел под зонтом – сомбреро, трусы, полуботинки, шерстяные носки. Липкая голая грудь чесалась. Он жевал спичку и слушал, как ссорятся Мередиты.

Леон сказал, что если они выедут в понедельник, то очень даже могут опоздать к началу спектакля. Эмили ответила, что это всего лишь кукольный спектакль. Леон поинтересовался, как это она может говорить «всего лишь», разве не она была одержима этим делом, и его втянула, и столько лет заставляла без передышки возиться с дурацкими, идиотски ухмылявшимися куклами? Эмили сказала, что ни с чем его возиться не заставляла, а Леону следовало самому решить, на что он потратит свою жизнь. И уж она точно ни во что его не втягивала, заявила Эмили. Леон вскочил на ноги и направился на юг, к городу. Смотревший ему вслед Морган лениво отметил, что у Леона появился над поясом брюк мясистый валик. Леон обратился в плотного, увесистого мужчину с грузной походкой. Стайки тонких девушек расступались, пропуская его. Леон шагал мимо них, ни на одну не взглянув.

Не исключено, что и Билли с Присциллой поссорились, потому что теперь они сидели раздельно и Билли выводил в песке между своими раздвинутыми ногами глубокие круги. Женщины сплотились, мужчины остались на отшибе, каждый сам по себе, закоснелый в упрямстве. Тихие голоса женщин сплетались с ударами волн.

– Посмотри на птиц, – говорила Эмили Гине. – Посмотри, как они кружат. Как охотятся на рыбу.

– А может быть, они просто подмышки проветривают, – сказала Луиза.

Бонни, озиравшая сквозь темные очки горизонт, заговорила умиротворенно и мечтательно:

– Вот здесь, на этом самом пляже, я впервые ощутила себя взрослой. Я и после замужества долгие годы считала себя молоденькой девушкой. Мне тогда было двадцать девять, я вынашивала близнецов. Привела Эми с Джинни поиграть на берегу. И, увидев, как спасатель посмотрел в мою сторону, а потом куда-то мне за спину, поняла, что он меня просто не увидел. Его сознание сказало: «Женщина. Дети. Играют в песке», и он перевел взгляд на кого-то еще. О, я вовсе не была из тех, кому подростки свистят вслед. И не привыкла, даже в юности, к ордам поклонников. Но, понимаете, на меня все же обращали внимание, а тут перестали. Я вышла в тираж. Мне стало так грустно. Как будто у меня отняли то, что я уверенно считала своим, настолько уверенно, что и не замечала. И не знала, что это произойдет и со мной, как со всеми другими.

Взгляд Моргана привлек приближавшийся к ним мужчина в деловом костюме из какой-то скучной, серой, отливавшей кованым металлом ткани. Каждый, мимо кого он проходил, некоторое время смотрел ему вслед. Он, словно ветер, нарушал спокойствие их лиц, но, посмотрев, все отворачивались снова. Это был Роберт Робертс. «Бриндл», – произнес Морган. Похоже, она поняла все по одному лишь звучанию своего имени, потому что еще сильнее сгорбилась на одеяле, обняла колени, нахмурилась, но не оглянулась. Значит, возиться с Робертом предстоит Моргану. Он встал, выплюнул спичку. «Ба, Роберт Робертс!» – сказал он и протянул руку – слишком рано, Роберту еще оставалось пройти некоторое расстояние. Накренясь вперед, тот поднимался по откосу в бестолковой спешке, чтобы не заставлять Моргана ждать. Ладонь его оказалась влажной, лицо поблескивало. Он был мужчиной без бросавшихся в глаза кромок или углов, редкие каштановые волосы прилизаны и разделены на прямой пробор. И казалось, что он тонет в песке. Песок набился в складки туфель, еще больше набралось за отворотами брюк. Вцепившись, точно утопающий, в руку Моргана, Роберт смотрел ему прямо в глаза – ну, это уж выучка коммерсанта, тут и сомневаться нечего.

– Боб, – пропыхтел он.

– Прошу прощения?

– Я Боб. Ты всегда называешь меня Робертом Робертсом, словно в насмешку.

– Правда?

– Я приехал за Бриндл.

Морган повернулся к Бриндл. Она, еще крепче обняв колени, смотрела в море и раскачивалась.

– Все повторяется, верно? – сказал Роберт. – Одна и та же история. Она опять бросает меня.

– А, ну… да ты присядь, Роберт, Боб. Ты же нам не чужой.

Роберт садиться не стал.

– Бриндл, – сказал он, – я проснулся в четверг, а тебя нет. Подумал, может, ты просто рассердилась на что-то, но прошло уже четыре дня, а ты не вернулась. Неужели мы так и будем всю жизнь ходить по кругу, Бриндл? Мы вместе, ты меня бросаешь, мы вместе, ты меня бросаешь?

– У тебя в любом случае остается моя фотография, – поведала океану Бриндл.

– И что это должно означать?

Бриндл встала. Стряхнула с купальника песок, поправила бретельку. И подошла к Роберту Робертсу так близко, нос к носу, что ему пришлось отступить.

– Смотри, – сказала она, постучав себя пальцем по желтоватой скуле, – это я. Бриндл Гауэр Тиг Робертс. Все эти имена – я.

– Да, Бриндл, конечно, – согласился Роберт.

– Ты так легко это говоришь! Но со времени нашего детства я побывала замужем и овдовела. Я вышла за нашего соседа, старого Хораса Тига, и переехала в его дом. Я покупала в гастрономах баночки ветчины…

– Ты мне все это рассказывала, Бриндл.

– Я не девушка с фотографии.

Что верно, то верно. Кожа под ее глазами была того же ущербного цвета, что и у Моргана. Ямочка на одной щеке стала походить на сухую трещинку – до сих пор Морган этого не замечал. Ей тридцать восемь лет. Морган погладил себя по бороде.

– О чем ты говоришь, Бриндл? – спросил Роберт Робертс. – Ты больше меня не любишь?

В маленькой компании женщин (все они воспитанно смотрели в сторону) раздался тишайший шелест – то ли вздох, то ли смешок. Роберт оглянулся на них. Потом повернулся к Моргану и повторил свой вопрос:

– О чем она говорит?

– Я не знаю, – ответил Морган.

Тут заговорила Луиза:

– Если они поженятся, надеюсь, ты не отправишь меня жить с ними.

– Они женаты, мама, дорогая.

– Ты не представляешь, как это тяжело, – продолжала Луиза, – не знать, куда тебя отошлют в следующий раз.

– Мама, разве мы тебя куда-нибудь отсылали? Хотя бы однажды за всю твою жизнь?

– Не отсылали? – Луиза задумалась, втянув голову вглубь капюшона халата. А потом сказала: – Ну, по крайней мере, чувствую я себя так, как будто отсылали. Нет, я лучше с тобой останусь. Бонни, не позволяй ему отправлять меня к Бриндл, ладно? Жизнь рядом с Морганом нелегка, однако… богата событиями. По-моему, это так называется.