— Сэр, — обратился Кертис к Оуэну, который, казалось, не слышал его. — Мистер Брейс.

Оуэн неохотно перевел взгляд на детектива.

— Я должен просить вас всех пройти в библиотеку.

— Похоже, ваша гребаная крыша наконец поехала, — огрызнулся Оуэн.

Представительный инспектор сокрушенно покачал головой:

— Сэр, пожалуйста.

— Послушайте, вы! В этом здании хранятся сокровища на многие миллионы долларов. Можно сказать, второй Британский музей. И я несу за них личную ответственность.

Кертис хотел что-то ответить, но Оуэна уже несло:

— Я с места не сойду и, если пожелаете, немедленно свяжусь с премьер-министром, или лорд-мэром, или главой Скотленд-Ярда. Надеюсь, их приказа вы послушаетесь. С удовольствием это сделаю. Но мы с места не стронемся.

— Здание вот-вот обвалится.

— Чушь собачья, и вы это знаете. Я готов подписать все, что захотите, опознаю, кого хотите, но не сведу взгляда с этого здания, пока не уверюсь, что и оно, и все находящиеся в нем вещи надежно защищены. Да это все равно что оставить Национальную портретную галерею и музей Виктории и Альберта без охраны, с вышибленными дверьми и окнами!

Мужчины долго изучали друг друга.

— Прошу вас, — сказал Оуэн.

Итак, все мы остались стоять за оцеплением и, поскольку так и не успели захватить пальто, сейчас мерзли под серыми армейскими одеялами. Никто и не подумал тронуться с места, пока драгоценности мистера Раша оставались в конференц-зале, не занесенные в опись и не запертые в сейфе. Их пропажу не покроют все наши многочисленные страховки, вместе взятые, а ответственность целиком ляжет на нас.

Лицо Оуэна превратилось в маску, так что я не могла понять, о чем он думает, но скорее всего о том же, о чем и я: что покроет тот или иной полис и как справиться с неизбежным валом судебных исков, многие из которых, несомненно, были поданы по сотовым, любезно предоставленным добровольцами Красного Креста.

Машины репортеров с трех сторон окружали площадь за периметром полицейского ограждения. Я наблюдала за происходящим словно со стороны. Видела, как они интервьюируют людей. Видела, как полицейские стараются оттеснить их подальше. И думала: так вот как это бывает. Все казалось нереальным, не имеющим ничего общего с нами. Мы были зрителями из другого измерения.

Старший инспектор Кертис наконец нашел время уделить внимание Дмитрию Рашу, которого по-прежнему охраняли собаки. Выражение лица инспектора было откровенно скептическим.

— Мистер Раш… — Он замолчал и провел рукой по лбу, явно собираясь с мыслями. — Как вы считаете, кому понадобилось взрывать вашу машину?

— Кому угодно, любой группировке.

— Группировке?

— Монархисты. Коммунисты. Экстремисты. Даже правительство.

— Правительство?

— Российское правительство.

— Господи помилуй, — покачал головой Томас Кертис и вновь повернулся к ослепшему зданию.

Сейчас помещения прочесывали саперы со специально обученными немецкими овчарками — и люди и животные в защитных костюмах. Искали то, что Томас назвал «дополнительными устройствами».

— Дополнительные устройства? — переспросила я.

— Террористы невероятно жестоки, — объяснил он, продолжая следить за действиями своего помощника, сновавшего между оцеплением и различными стратегическими пунктами. — Иногда они взрывают одну бомбу, а следующая взрывается как раз в тот момент, когда люди пытаются выбраться, а спасатели пытаются войти в здание.

Меня передернуло.

— Какая подлость.

Собаки выбежали из здания. Саперы подали сигнал, что все в порядке и взрывных устройств не обнаружено. Слава Богу.

— Ладно, — сказала я, давайте запрем коллекцию в сейф, пока все мы не получили инфаркт.

Старший инспектор покачал головой:

— Простите, мисс Кесуик, но пока специалисты не дадут зеленый свет, в здание входить нельзя.

Я попыталась возразить, но он продолжал объяснять таким наставительным тоном, словно говорил с дебилами. Мне захотелось стукнуть его по голове, но тут вскинулся Оуэн и, судя по его виду и сжатым кулакам, вознамерился осуществить мою мечту. Я поспешно встала между ними.

— Прошу прощения, инспектор, не хочу показаться невежливой, но так не пойдет. Вы просто не понимаете, в каких масштабах мы ведем дела. Только одна коллекция мистера Раша, вероятно, стоит не менее пятисот миллионов фунтов, и сейчас она лежит в конференц-зале, на столе, откуда каждый может взять все, что угодно. И поверьте, кто-то приложил немало усилий, чтобы ее получить. Драгоценности необходимо поместить в специальное хранилище.

— Пятьсот миллионов?

Жесткие голубые глаза впились в мои.

— Это весьма приблизительная цифра. Многие из вещей бесценны.

— Где хранилище, мисс Кесуик?

— В четвертом подвале, — ответил Эндрю. Он мелко дрожал, не вытирая запотевших очков. Вряд ли он привык так долго находиться на свежем воздухе. — Он устоит и против ядерного взрыва. Сейчас драгоценности никто не охраняет. Уверен, сэр, что вам ни к чему брать на себя такую ответственность.

Мне было жаль старшего инспектора Томаса Кертиса. Нет, он не слабак. Отнюдь. Просто мне кажется, что он не слишком любит свою работу. Поэтому и согласился с нашими доводами, несмотря на то что это шло вразрез с требованиями его департамента. Кроме того, мне показалось, что он выгорел, устал и не нашел в себе сил противостоять нам.

— Подождите здесь.

Он поднял воротник плаща и похромал к старшему команды саперов, где затеял оживленный спор. Беседа завершилась энергичными кивками.

— Следуйте за мной, — велел он, возвратившись. — И смотрите под ноги. Это здание официально считается местом преступления, и мы не хотим, чтобы вы затоптали следы.

— Мистер Важная Шишка, — прошептал Оуэн, закатывая глаза.

— Заткнись, — перебила я. — Этот парень из кожи вон лезет ради тебя.

* * *

Мы едва убедили инженеров-строителей позволить нам использовать грузовой лифт для перевозки сейфов и ящиков. Дело в том, что этот лифт был в глубине здания, далеко от места взрыва, и специалисты решили, что он вряд ли может быть поврежден.

Наша ошеломленная, замерзшая компания покорно последовала за полицейскими и охранниками, спускавшими ящики в подвал, к хранилищу драгоценностей, где предстояло закончить опись. Оуэн постоянно переговаривался по телефону с Дэвидом, а я позвонила в больницу узнать о Бертраме и других раненых.

— Он все еще в операционной, — мрачно доложила я. Дело шло к вечеру, и мне казалось, что операция длится уже много часов.