и другие. Рахма с тех пор стала всегда грязной. И, естественно, со временем углубилась. Первое время мы делали мосты, но грабиловские мужики ночами приходили и ломали их. Доски и слеги утаскивали. Теперь только у вас под Афонинской горой стоит мост».

Саша Ламонов помолчал с минуту и опять повел разговор о старине. Он сказал, что деревнями Грабилово, Афонино, Утечино, Ржавка, Федяково некогда владел один любвеобильный барин. По рассказам бабушки, ее покойная тетка, уроженка деревни Кузьминки, была очень красивой и замуж вышла во Ржавку. Говорят, что барин ее приметил и дарил ей подарки.

Я добавил к сказанному Александром Николаевичем, что у того барина (это я слышал от многих пожилых людей) работал управляющим некий Грабин. В честь его, якобы, нашу деревню Грабилово и назвали. Теперь она Новопокровское.

«А я слышал, — добродушно усмехнувшись, сказал Александр Николаевич, — что вашу деревню Грабиловкой назвали потому, что ваши мужики грабили на Афонинском лугу обозы, ехавшие из Казани торговать в Нижний! Однажды даже один обоз во спасение свое шел с попом. Мужики и попа уволокли к себе в деревню, оправдывая свой грабеж тем, что у них в молельной нет своего попа». — «Что ж, все может быть, — заметил внимательно слушавший наш разговор Василий. — Говорят, и Афонино с Федяковым назвали в честь разбойников: Афони да Федяки».

По поводу своей деревни Кузнечиха Александр Николаевич сказал, что она когда-то принадлежала графу Шереметьеву. Из бабушкиных рассказов Ламонов запомнил, что барин их деревни был добрым мужиком. И что он к ним в деревню приезжал всего-навсего один раз. Собрал сход и сказал: «Крестьяне, вот вам земля и лес. Пользуйтесь ими. Но разумно. Землю всю обрабатывайте. Лес чистите. Рубите его делянками. Коз не пускайте».

Александр Николаевич уточняет: «Лес, который идет стороной от Кузнечихи до Замостья и до Дубенок (по Анкудиновский лес), — это все графский лес. А его почему-то называют “Марьина роща”. “Марьина роща” — это лес, который всего лишь находится сзади завода “Орбита”».

Когда я стал прощаться с мужиками, Василий с Николаем спросили меня: «Ты и вправду, что ли, теперь совсем не пьешь?» — «Да, — ответил я. — Ленин говорил, что жизнь надо видеть прекрасной на трезвую голову». — «Не-ет, — в один голос заявили мужики, — мы сейчас сообразим. Жизнь в наше время только и видишь прекрасной, когда выпьешь!»

Алкогольный напиток для кого-то источник зла, а кому-то он поднимает настроение

В старых бумагах, примерно 80-х годов прошлого века, я нашел письмо пенсионера Ваулина Якова Семеновича, присланное в редакцию газеты «Горьковский рабочий», и вместе с письмом мои записи о поездке к этому автору. Жаль, что конверт не сохранился и поэтому здесь нет ни даты, ни точного адреса автора. Одно только упоминается — улицы Дубравная.

Я тогда работал на заводе им. В.И. Ульянова и, кроме того, являлся рабкором и инспектором общественной приемной при редакции газеты «Горьковский рабочий». Мне редакция нередко поручала разбираться с читательскими письмами. Поручила мне заняться и этим письмом. Автора письма, наверно, и в живых-то нет, но зато жив и здоров должен быть Олежек, его внук, о котором Яков Семенович писал в редакцию и беспокоился за него. Ему теперь где-то уж за тридцать и зовут его, может быть, уже не просто Олегом, а Олегом Николаевичем.

Вот что писал Яков Семенович.

«Девять лет тому назад связали свою судьбу моя дочь Надя и Коля Наумов. И стали они именоваться Наумовы. Вскоре у них появился ребенок. А год спустя мне дали четырехкомнатную квартиру со всеми удобствами. Жили мы тогда все вместе. Вместе и питались. Только бы жить да радоваться. Но однажды Коля Надю избил сильно, признали сотрясение мозга. Потом все это как-то уладилось. Они помирились. Еще прошло некоторое время, молодые потребовали разъехаться, то есть разменять нашу квартиру. Я согласился. Нам с супругой досталась квартира без удобств. А им однокомнатная со всеми удобствами. Николай Иванович, то есть зять, после размена стал часто выпивать. И Надю принуждать к спиртному. Приводит друзей. Играют в карты. Бранятся. Дерутся. Олежек, внук, подрос. Закончил второй класс. Ему негде было делать уроки. Я его вынужден был взять к себе. Пока он живет у нас. Я очень беспокоюсь за его судьбу. Нам с бабушкой по 67 лет. Коли мы умрем, с кем он останется?»

Вопрос очень серьезный, волнующий, не терпящий отлагательств. Выбрав свободное время, я поехал к автору письма. Сошел на остановке улицы Дубравной. Оживленное это место. Народу много. Может быть, потому что субботний день. Каждый человек был занят своим делом. Грибники с полными корзинами грибов спешили на базар. Женщины выходили из магазина с набитыми сумками продуктов. Некоторые из них с ребенком на руках. Невдалеке от магазина «Продукты» — пивная. Около нее большая очередь. Публика разношерстная. В трех шагах сосновый молодняк. Под его кронами прятались от жары любители спиртных напитков. Компании по пять-шесть человек. Кто стоял, кто сидел прямо на траве. Почти у каждого в одной руке кружка с пивом, в другой вобла. Посреди них на газете лежала закуска. Рядом валялись бутылки из-под водки. Люди отдыхали на природе. Тешили свои души. Это хорошо. Но когда я увидел рядом с крепким мужчиной молодую женщину с разбитым лицом и с недопитым стаканом в руке, на которых с любопытством глядел мальчик лет восьми, наверное, их сын, мне стало не по себе. Может быть, в другой раз я бы эту картину не так болезненно воспринял, но в этот момент она меня очень встревожила. Я тут же вспомнил фразу из письма: «Если мы с бабушкой умрем, то с кем останется Олежек?»

И вот я в квартире Ваулина Якова Семеновича. Пока его самого дома не было, поговорил с Надей. Она сказала мне, что от мужа ушла с полгода назад, потому что он пьянствует и дерется, на работу устроился, но денег не дает. В милиции дал расписку, что из той квартиры, где жила с ним, скоро выпишется. Сын Олежка отдыхает на Линде в пионерском лагере. Учебный год закончил почти на одни пятерки. Учителя его любят. Попросила меня не писать статью о них.

Но мне хотелось поговорить с автором письма. И вскоре он явился. Надежда сразу же ушла по своим делам. Яков Семенович и Тамара Абрамовна, супруга его, пригласили меня на кухню чаю попить с ними. Яков Семенович, улыбаясь, начал свой разговор: «Значит, на счет зятя приехали?» Достал из-за стола початую бутылку водки, налил себе