Вы совершенно правы, — сказал я и услыхал в своем голосе интонации мальчишки, не воспользовавшегося неожиданно быстрым и точным ударом партнера по мячу!

Мы подошли к железнодорожной станции и зашагали, теснимые толпой нерадивых студентов, опаздывавших на занятия. Мы опасались, что в таком месте сыщики вот-вот положат нам руку на плечо. Я открыл было рот, чтобы спросить: Куда же нам теперь идти, если мы не можем немедленно встретиться с Мори? Но Добровольный арбитр, словно закончив обсуждение плана дальнейших действий, сказал шепотом, чтобы окружающие не подслушали:

Поскольку обе враждующие революционные группы материально зависят от Могущественного господина А., давайте выясним, что думает о нем рядовой член, любой из них. Ребята, находящиеся сейчас в фехтовальном зале «Реабилитация», принадлежали прежде и к той, и к другой группе, но их подозревали в намерении дезертировать и поэтому не посвящали в подробности. Вы не знаете подходящего человека?

Может быть, Ооно Сакурао? Я с ней знаком по движению против строительства атомных электростанций… Если она что-либо знает — думаю, расскажет.

Ооно Сакурао! Прекрасно! — с горячностью, какой я от него и не ожидал, согласился Добровольный арбитр. — Она человек железный!

Железный?.. Что-то я этого не заметил, да и нельзя сказать, что она оказывает влияние на революционную группу, стоящую во главе движения.

Нет, она человек железный, давний участник движения! — сказал Добровольный арбитр, подбирая наиболее сильные выражения. В голосе его звучало восхищение. — Она была единственным членом группы среди учащихся известной женской гимназии. Решив, что она любовница руководителя, враждующая группировка схватила ее. Устроили ей допрос. Требовали, чтобы она открыла тайник, где скрывается руководитель. В то время даже желторотые члены революционной группы соблюдали нормы этики — ее не изнасиловали, хи-хи-хи. Просто поиздевались. Во всяком случае, это было время, когда существовала этика, заставлявшая блюсти чистоту. Ее увезли лечиться в Европу, но, как только она вернулась, сразу же приступила к организации гражданского движения — сильный у нее характер… В любой группировке можно найти людей, которые относятся к ней с большим уважением. — Добровольный арбитр весь дрожал, глубоко задумавшись, словно забыв о своих странных умозаключениях.

Мною тоже почему-то овладело мрачное настроение, а когда я позвонил будущей киносценаристке, она, точно была где-то рядом и слышала наш разговор, ответила мне грустным голосом. Она как раз отправляла на отдых в горы — там дача ее богатых родителей — тех ребят, которых до сегодняшнего утра держали под арестом, и организаторов движения за их спасение. Я объяснил ей, что не один, а с Добровольным арбитром и что за нами увязались два сыщика, и она согласилась выйти к нам. Местом встречи Ооно назвала корейский ресторанчик в Синдзюку. Соглашаясь на предложенное ею место встречи, я исходил из того, что, мне хоть и придется все это время смотреть ей прямо в лицо, лицо ее будет скрывать чад жарящегося мяса. Жалкая попытка восемнадцатилетнего избежать новых унижений. Вряд ли она, ветеран гражданского движения, не предусмотрела всех практических деталей. Кроме того, она хотела побыстрее накормить Справедливца — так сказала Ооно. Спразед-ливцем она называла руководителя движения против строительства атомной электростанции на Сикоку. Я удивился, но она объяснила мне, что, прочтя сообщение в сегодняшних газетах, поняла: будет полезно приютить у себя Справедливца, такого праведного человека, и даже привести его на встречу с нами. Мы с Добровольным арбитром, не читавшие сегодняшних утренних выпусков, вдруг болезненно ощутили свою неинформированность и, перед тем как сесть в электричку, накупили оставшихся в киоске газет.

Просмотрев их, мы убедились, что там нет ни одной статьи, в которой сообщалось бы что-то новое о покушении на Патрона по сравнению с новостями, которые передавали вчера вечером по телевидению. Видимо, особо контролировались сообщения о характере ранения Патрона и его теперешнем самочувствии. От репортеров держали в тайне даже то, о чем сказал мне по телефону секретарь. Однако в одной статье в экономической газете я обнаружил сообщение, что именно Патрон является закулисным руководителем концерна, контролирующего треть атомных электростанций в Японии и обладающего монопольным правом на строительство атомных электростанций в Южной Корее. Я почувствовал себя обманутым, и это было очень неприятно. Зачем же тогда я так старался? Ведь если Патрон в самом деле крепко держит в своих руках атомные электростанции в Японии и за ее пределами, то моя роль сводилась к тому, чтобы быть мальчиком на побегушках, помогающим ему удерживать власть в своих руках. Когда Патрон начал переговоры, имеющие целью убедить Канаду при посредничестве японского концерна продать Южной Корее атомный реактор, я отбирал критические статьи, появившиеся в европейской прессе. Причем собирал эту нужную Патрону информацию за смехотворно малую плату… Получая свое мизерное вознаграждение, преисполненный благодарности, я полагал, что Патрон совершенно бескорыстно, лишь из добрых побуждений ежемесячно платит мне деньги, и безропотно снабжал его информацией. Но оказалось, что я был не более чем дешевой рабочей силой и за нищенское вознаграждение выполнял действительно чрезвычайно важную работу.

Чем больше размышлял, тем острее чувствовал, что все это задевает и мои интересы, наносит ущерб мне, и в голове вертелась отчаянная мысль, что вот-вот во мне вспыхнет злость и эта злость, которую невозможно сдержать, может оказаться сродни той, которую испытал мой товарищ, повесившийся в Париже. Отчаянная и в тоже время всепожирающая ненависть — она вспыхнула лишь на мгновение, но жизнь товарища была кончена.

Ооно знает об интересе Могущественного господина А. к строительству атомных электростанций — это и приносит ему огромные выгоды, потому-то она и решила привести на встречу с вами руководителя движения против строительства атомной электростанции на Сикоку. — Добровольного арбитра решение Ооно привело в восхищение.

Руководитель движения против строительства атомной электростанции на Сикоку приехал на тот самый митинг, где вы выступали у входа в зал. Потом он вместе с Ооно занимался спасением арестованных ребят… Но все же этого недостаточно, чтобы судить о ее жизненной позиции.

— Покушение на Могущественного господина А. для нас явилось полной неожиданностью, хотя все знали, что он имеет самое непосредственное отношение к секретам атомных электростанций. В этой ситуации нам ничего другого не остается, как принять случившееся словно должное, правильно? А Ооно стремится, приведя сюда руководителя движения против строительства атомной электростанции, вовлечь нас в активую деятельность, понятно? Ооно видит смысл жизни в том, чтобы своими действиями повседневно создавать нестабильную обстановку. Ее жизненная позиция определяется сложившейся ситуацией. Это все не так просто!

— Вы столько сил отдаете вашей деятельности Добровольного арбитра, а сколько забот, связанных с фехтовальным залом «Реабилитация»!.. Таперь же вы укрываете человека, совершившего покушение на Патрона. Значит, и ваша жизненная позиция определяется сложившейся ситуацией… Выходит, в этом смысле ваши жизненные принципы совпадают с жизненными принципами Ооно.