Дальнейшую «охоту» Алексеев описывал так: «Я вернулся в свою зону барражирования. Здесь ко мне присоединился И. Сербин. На высоте 2000 м мы обнаружили Хе-111 и атаковали его. Зашли ему в хвост и с дистанции 200 метров открыли огонь. Стрелок бомбардировщика ожесточенно бил в нас длинными очередями, но вскоре замолк. Хе-111 задымился и пошел со снижением. Посты ВНОС подтвердили падение вражеского бомбардировщика». После этого, по докладу летчика, он на высоте 2500 метров обнаружил еще один «Хейнкель», обстрелял его из пулеметов и двумя реактивными снарядами, после чего тот упал возле маяка Толбухин. И, уже возвращаясь на аэродром, Алексеев повстречал Ju-88A, но тот ушел с резким набором высоты.

В действительности в эту ночь все немецкие самолеты благополучно вернулись на свои базы.

В ночь на 6 июня люфтваффе произвели очередной вылет на минирование кронштадтских фарватеров. Воздушная тревога была объявлена в 0:15 по московскому времени. Посты ВНОС зафиксировали 24 самолета, сбросивших на парашютах 20 донных мин. Несколько «Юнкерсов» снова атаковали позиции зенитных батарей на острове Котлин. Погода несколько испортилась, и над восточной частью Финского залива висела многослойная облачность. Она затрудняла действия флотских ночников, зато облегчала задачу немецким пилотам.

На сей раз уже прослывший везучим ночным асом инспектор Алексеев вылетел на И-16. В 1:15 истребитель пробил облака верхнего яруса и продолжил полет на высоте 3500 метров, являвшейся потолком для изношенных «ишаков». Надсадно ревя мотором, тупоносый маленький истребитель рассекал холодный воздух. ВВС флота снабжались новыми машинами по остаточному принципу, а посему, хотя на дворе была середина 1942 года, морским летчикам приходилось по-прежнему мерзнуть в открытых кабинах.

Вскоре Алексеев заметил противника. Сам он потом вспоминал: «Вот тут, на вираже, я обнаружил Ю-88. Мне удалось выйти в атаку сзади и дать очереди из пулеметов сверху по фюзеляжу и по правому мотору. Противник увеличил скорость и пытался скрыться в облаках. Я выпустил два реактивных снаряда. Один из них взорвался у правой плоскости «Юнкерса», и немец врезался в воду залива между Котлином и фортом «Краснофлотский». В ту же ночь Алексеев совершил еще один вылет, который завершился безрезультатно.

Создавшаяся обстановка заставила командира 71-го ИАП увеличить интенсивность боевых вылетов. Было решено иметь в полку на каждого летчика-ночника по две боеготовых машины. Это позволяло исключить время на дозаправку и перевооружение самолета. Поэтому в последующие ночи славная когорта: подполковник Корешков, полковой комиссар Сербин, капитан Шаров, старший лейтенант Батурин, инспектор Алексеев – после возвращения с боевого задания пересаживались на заранее подготовленные истребители и снова поднимались в воздух. Правда, такая компенсация численной нехватки ночников приводила к неизбежному переутомлению летчиков.

Следующий налет немцы выполнили в ночь на 8 июня. По данным постов ВНОС, самолеты сбросили 45 донных мин и в придачу 21 осколочную бомбу на позиции зенитчиков и прожектористов.

Тем временем тральщики Балтфлота пытались обезвредить выставленные мины. Как оказалось, с 5 июня германские бомбардировщики минировали уже основной фарватер и Большой Кронштадтский рейд. Это заставило командира ОВРа капитана 1-го ранга Ладинского расширить зону траления. Поскольку вице-адмирал Трибуц постоянно торопил, то уже 8 июня отчитались в расчистке главной трассы – Морского канала. Утром катера МО-201 и ЗК-38 прошли по основному фарватеру, сбросив с интервалами 38 глубинных бомб. Мин обнаружено не было[159].

Невзирая на минную опасность, командование решило выслать в поход первые подводные лодки. В ночь на 10 июня под эскортом катеров «МО» субмарины Щ-304 и Щ-317 направились в открытое море. Во время следования по створу кронштадтских маяков матросы отчетливо увидели немецкие самолеты, сбрасывавшие очередную партию донных мин. С катеров по ним открыли огонь. Моряки наблюдали, как внушавшие ужас огромные цилиндры с небольшим всплеском падали в воду и погружались. В то же время с острова послышались взрывы очередных бомб, сброшенных на зенитные батареи.

Днем 10 июня попутно с минными постановками был совершен налет на саму военно-морскую базу. Шесть Ju-87D и четыре Ju-88A, летевшие в сопровождении истребителей, атаковали корабли в бухте Батарейная. Вероятно, целью атаки были тральщики, производившие разминирование фарватеров. Так жителям Кронштадта и морякам напомнили о событиях восьмимесячной давности. Вой сирен пикировщиков, надрывная пальба зениток, взрывы и огромные столбы воды снова сотрясали петровские форты. Правда, на сей раз все 33 бомбы взорвались в воде.

На перехват вылетели флотские истребители, и затем старший лейтенант К.П. Присяжнюк и младший лейтенант В. И. Ткачев заявили об одной сбитой «Штуке» и одном истребителе. При этом собственные потери ВВС КБФ составили один ЛаГГ-3.

В ночь на 11 июня немецкие самолеты совершили уже десятый налет с целью минирования фарватеров, сбросив 35 мин разных типов. А поутру, в 11:35, в небе появились четыре Ju-87. Зайдя со стороны солнца, они спикировали на стоянку боевых катеров в бухте Батарейная. Три мощных взрыва прогремели за кормой катера МО-103. Корма «морского охотника» была разворочена, и вскоре он затонул на мелководье. Зенитные батареи на сей раз выпустили около 1700 снарядов и заявили о двух сбитых «Штуках». Пилоты 4-го гв. ИАП и 21-го ИАП ВВС КБФ произвели в тот день 77 боевых вылетов, но все они завершились безрезультатно.

Все эти дни советские летчики и зенитчики регулярно докладывали о сбитых в районе Кронштадта самолетах, но на самом деле KG1 и KG4 не понесли никаких боевых потерь. Только в ночь на 14 июня во время последнего вылета к Кронштадту не вернулся на базу He-111H-6 «5J+FT» лейтенанта Бергмана (командир экипажа штурман гауптман Хессе) из 9-й эскадрильи.

Самолет вылетел из Проверена в 21:18 по берлинскому времени. Однако над военно-морской базой в этот день стояла низкая облачность, посему Хессе решил сбросить мины на запасную цель – Ленинград. В 0:11 с высоты 4400 метров, несмотря на сильный зенитный огонь, была проведена бомбардировка, после чего «Хейнкель» повернул на юго-запад. Однако через 30 минут левый двигатель начал работать с перебоями, а потом и вовсе загорелся. Вскоре стало ясно, что даже до аэродрома в Риге не дотянуть.

«Двигатель начал сильно гореть, – писал в своем рапорте Хессе. – Пламя тянулось над плоскостью и под ней. Высота была уже 600 м. Это было время для эвакуации. Я вызвал всех членов экипажа по именам. Когда они отозвались, я сказал: мы прыгаем одновременно, я беру сигнальный пистолет и ракеты. После посадки я выпускаю их, и мы собираемся вместе. Возьмите оружие и фонарики… Высота 400 метров, мотор горит еще сильнее, это ненормально. Я иду назад. Дверь открыта. Бортмеханик смотрит на меня, я кивнул, и он прыгает. Парашют открывается, также прыгает бортрадист. Его парашют также открывается.

И тут я вижу, что пилот до сих пор на своем месте. Я возвращаюсь в кабину и спрашиваю Бергмана, что происходит? Он кричит: «Я не могу отпустить управление, машина сразу идет вниз…»