Как-то незаметно, положив под голову свой блокнот, даже не залезая в спальный мешок, а лежа поверх него, Николай погрузился в сон. Снился ему зеленый остров, который омывали синие волны незнакомого океана. По небу носились разноцветные попугаи, а раскидистые пальмы качали своими головами в такт звукам прибоя.

Проснулся он оттого, что остальные вокруг встали и начали бубнить, шуметь и топать. Это было не самое приятное пробуждение в его жизни. Зверски болели бока. За окном еще было темно. Свет давал небольшой туристический светильник, стоявший в углу комнаты.

Бубнеж превратился в ругань, и Малютин открыл глаза. Недалеко от него мужик с бородой, который еще недавно жарил «псину», стоял перед майором навытяжку с таким видом, какой обычно бывает у людей, когда они в чем-то напортачили. Малютин подумал, что речь идет о камбузе (так они называли их походную столовую). Но оказалось, что говорили они про радио. Видимо, этот тип отвечал еще и за радиоприемник.

Прихромал помятый полковник, который занимал единственную настоящую койку в сторожке. Остальные, даже Токарев, спали на полу.

– Что за шум? Что стряслось? Марсиане напали?

– Почти, – ответил ему майор. – Передача идет. Потап, расскажи полковнику.

– Товарищ полковник, – доложил бородатый. – Передача идет. Как раз сейчас. Та самая. С циферками.

Полковник аж подскочил.

Из их слов биолог понял, что тяжелую военную радиостанцию повар-радист оставил в грузовике, и только случайная догадка заставила его сходить и включить ее.

Оказалось, передача была в самом разгаре. И один черт знал, сколько она уже шла. Все тот же набор цифр повторялся раз за разом, и конца этому не было видно.

– Это не запись, – продолжал радист. – Интервалы «плавают». Это набор вручную. Кто-то сейчас сидит и долбит ключом, как одержимый.

– Сигнал устойчивый? – спросил Токарев.

– Сильнее некуда. Все цифры… те самые. Слышимость хорошая, циклических помех сейчас нету.

Несколько раз в день над регионом действительно проносились бури помех. Одни из них случались в хаотической последовательности, другие имели почти строгую периодичность: утром-днем-вечером. Говорили даже, что помехи как-то зависят от дня недели, будто у этой чертовщины свой график был. Никто не мог сказать точно, атмосферное ли это явление или происки кого-то с разумом (говорили: «америкосов»), но обнаружили они это давно.

– И сколько ты ее уже принимаешь?

– Да полчаса.

Теперь пришел черед майора вскакивать со стула.

Малютин знал, что все предыдущие передачи сигнала состояли всего из десяти повторов одного набора цифр.

– Запеленговать можешь? – спросил Бунчук. – Нам надо знать место. В идеале – здание!

Из машины был принесен пеленгатор – прибор с наушниками и антенной, явно собранный «на коленке» с одним паяльником – настолько он не походил на оборудование вооруженных сил. Малютин видел такие вещи только на сборах радиолюбителей.

– Засек направление, – наконец выговорил Потап. – Северо-восток.

– Этого достаточно, – произнес Токарев, сверяясь с потрепанной схемой, которую он где-то раздобыл. – Там всего один корпус. Номер шесть. Сейчас мы увидим нашего визави. Карась и Шульц, как вы там смотрели, если ничего не заметили?

Бойцы лишь развели руками.

– Вы все будете наказаны, – сказал Токарев ледяным голосом, и он не шутил. – Но потом. А пока предлагаю дела делать.

Он окинул взором собравшихся. Все набились в тесную левую половину сторожки. На помятых лицах бывших солдат отражалась тревога.

– Осмотрим там всё. Основательно, а не «на отвяжись». Найдем того, кто эти сигналы посылает. А потом поедем назад. С чистой совестью.

Видимо, он заметил испуг в глазах бойцов.

– Да чё вы зассали? Чего нам бояться? Нас почти сорок человек. Тот, кто трезвонит о себе на всю область, вряд ли готовит засаду. Короче, выходим немедленно.

Но Малютин их хорошо понимал. Не людей с автоматами они боялись. Не тех, кто мог пользоваться радиостанцией. А тварей – и привычных, и невиданных, – что бродили снаружи, за периметром. И кто сказал, что ничего подобного не было внутри?

Сам он вроде ничего такого тут, на огороженной территории, не заметил. Но он физически не мог облазить каждую щель и заглянуть в каждый шкаф в порученном ему для осмотра корпусе. Да и остальные бойцы свои здания тоже вряд ли исследовали вплоть до миллиметра.

А еще он подумал, что на секретном, как этот, объекте вполне могли быть помещения, входы в которые были замаскированы от посторонних глаз.

Вскоре они, облачившись в ОЗК, с автоматами в руках (кроме самого Малютина, опять получившего короткоствол) пробирались по внутренней аллейке, мимо памятных знаков, отмечавших вклад кого-то из основателей института. На граните и мраморе мелькали даты: «1959», «1965», «1972».

Под ногами опять хлюпала вода. Отсутствие дренажа, разливы рек и водохранилищ черт знает что делали с ландшафтом. Эта местность должна была скоро стать заболоченной. Малютин в очередной раз поразился тому, как обжитые и густонаселенные окраины столицы без присутствия людей быстро превращались в первобытные леса и топкие трясины.

Выручали их сейчас только бетонная дорожка и непромокаемая одежда.

Отряд миновал несколько корпусов, и Николаю показалось, что он узнает их.

Где он мог видеть их? Ах да. В статье, где рассказывалось про эболу и про лекарство от нее. Статья была из какого-то ведомственного еженедельника, а читал он ее на кафедре. В Интернете ни одной фотографии института не было.

Эта часть Центра была «полузакрытой». Сюда с разрешения руководства могли пройти люди извне – например, корреспонденты проверенной (читай – правительственной) телерадиокомпании.

А вот дальше уже была святая святых. Об этом говорил еще один пропускной пункт, где кроме автоматического шлагбаума была рамка металлодетектора, а может, рентгена, да еще целая батарея камер следила за передвижением машин и людей по территории. То есть следила раньше.

Сюда посторонних не пускали. И даже работников института из другого, открытого сектора – не пускали.

Корпус выглядел очень непримечательно: тот же хрущевский минимализм и борьба с излишествами в архитектуре – то есть серая сугубо функциональная пятиэтажная коробка, даже не обшитая пластиком, – голый железобетон.

Подвал был заперт. В него двое разведчиков так и не сумели попасть. Но вряд ли приемник мог находиться в подвале. А чердак они перетряхнули хорошо.

Однако сигнал шел именно из этой точки.