Ее слова неожиданно больно уязвили его, но Филипп мужественно подавил всплеск эмоций. Прочно удерживая на лице маску безупречной вежливости, он молча терпеливо выжидал.

Она наконец подняла на него глаза, надменно и настороженно. Рутвен мило улыбнулся в ответ.

– Надеюсь, дорогая, вы получите удовольствие.

Она пристально взглянула на него и натянуто кивнула:

– Надеюсь, что и вы не будете скучать этим вечером, милорд.

И с царственным величием двинулась вверх по лестнице. Филипп посмотрел ей вслед и прошел в библиотеку, по пути сменив улыбку на кислую мину. Опыт подсказывал ему, что не стоит сейчас пытаться растопить этот лед, лучше дождаться оттепели.

Но и три дня спустя температура в доме оставалась минусовой. Вслед за Генриеттой и Джеффри Филипп поднимался по лестнице дома леди Кальдекот, ведя под руку Антонию, и желчно оглядывал гостей. Первые два вечера малого сезона они посещали приемы, спокойные домашние мероприятия, где гости в основном обсуждали свои летние впечатления, еще не успев заняться плетением новых интриг. Нынешний бал у леди Кальдекот возвещал, что прежних скромных развлечений уже не будет.

Они еще не успели дойти до дверей, ведущих в бальный зал, а уже по меньшей мере три джентльмена обратили внимание на Антонию, невозмутимую, красивую, лишь немного напряженную. Филипп даже на расстоянии видел, как загорелись у них глаза. Он, и не глядя, знал, что Антония, облаченная в одно из творений мадам Лафарж – переливающееся платье из бледно-золотого шелка, отделанное на груди и по подолу тонкими кружевами с нежными крошечными жемчужинами, – производит поистине ошеломляющее впечатление. Он не мог отвести глаз от жемчужного ожерелья Антонии, доставшегося ей от матери, которое змейкой обвило шею девушки и роскошно оттенило ее кожу цвета слоновой кости.

Антония подняла на него холодный отстраненный взгляд.

– Здесь ужасно людно. Надеюсь, с Генриеттой все будет в порядке.

Филипп глянул вперед. Генриетта шла, тяжело опираясь на руку Джеффри.

– Вам еще предстоит убедиться, что она крепкий орешек. В нашем климате она не увянет.

Антония надеялась, что он окажется прав. Толпа была плотной, толчея на лестнице просто обескураживала. Девушка впервые столкнулась с подобным проявлением светского энтузиазма.

– Это и есть то, что называют давкой? – Взглянув на Филиппа, она удивилась надменному, почти враждебному выражению его лица. Оно исчезло, стоило ему поймать ее взгляд.

– Именно так. – Он подавил желание теснее прижать ее к себе. – Здесь в полной мере проявились амбиции нашей хозяйки. Подозреваю, леди Кальдекот хватила через край. Боюсь, ее бальный зал определенно не вместит всех этих людей.

Его предсказание сбылось, когда спустя пятнадцать болезненных минут они достигли наконец танцевального зала.

Генриетта, маленький рост которой не позволял ничего увидеть, требовательно дернула Джеффри за рукав:

– Где-то здесь должны стоять кресла.

Джеффри вытянул шею.

– Они слева, – подсказал Филипп.

– Отлично. Там всегда собирается мой кружок. Вы, – она снова потянула Джеффри за руку, – проводите меня и можете считать себя свободным. А вам двоим, – Генриетта перевела взгляд на Антонию и Филиппа, – придется самим позаботиться о себе. – Она довольно улыбнулась. – В этой толчее нам уже не разыскать друг друга. Вы заберете меня, когда придет время возвращаться домой.

Филипп поднял брови, но возражать не стал и грациозно поклонился:

– Как вам угодно, мадам.

Антония присела в изящном реверансе.

Генриетта, тяжело шаркая, смешалась с толпой и моментально пропала из виду. Антония огляделась, набираясь впечатлений от своего первого большого бала. Перед глазами мелькали атласные и шелковые дорогие платья, разноцветные ленты, воздушные кружева. Сотни голосов слились в неумолчный гул, благовония сгустились в дурманящий туман. Элегантные господа в великолепно сшитых вечерних костюмах кланялись ей, и Антония, опираясь на крепкую руку Филиппа, вежливо отвечала на их приветствия.

– Прежде чем мы пойдем дальше, – сказал Филипп, прервав их продвижение, – я буду весьма признателен, если вы впишете мое имя в вашу карточку напротив первого вальса.

В их сторону уже направлялись несколько джентльменов.

– Первый вальс? – подняла на него глаза Антония.

Филипп властно кивнул:

– Ваш первый вальс.

На всех прошлых вечерах танцевали только котильоны, квадрильоны и прочие деревенские танцы, и Филипп решил, что первый ее вальс в столице она будет танцевать только с ним. Прочтя в его глазах решимость, Антония уступила неизбежному. Поджав губы, она достала маленькую карточку, которую вручила ей леди Кальдекот. Вальс был третьим танцем, под бдительным взглядом Филиппа она вписала его имя в пустое пространство рядом и показала ему карточку.

Он прочитал и удовлетворенно кивнул. Антония сжала зубы и уже хотела ответить ему сердитым взглядом, но тут перед ними из толпы возник Хьюго Сэттерли.

– Большое удовольствие видеть вас в городе, мисс Мэннеринг. – Он отвесил изящный поклон и приятно улыбнулся.

Хьюго был первым в длинной-предлинной веренице кавалеров, кто высказал это мнение. К удивлению Антонии, их вскоре окружила группа изысканных джентльменов, ничем не напоминающих ее относительно безобидных и покладистых ухажеров прошедших недель. Эти джентльмены были одних лет с Филиппом, многие хорошо его знали – и все они претендовали на то, чтобы их представили Антонии.

Сначала она решила, что они остановились поболтать именно с ним, но никак не с ней. Но джентльмены настоятельно требовали, чтобы их вписали в бальную карточку, и задолго до первого котильона там уже не осталось пустого места.

Оставалось лишь дождаться, когда заиграет музыка. Антония даже не знала, радоваться или нет тому, что вся компания джентльменов тут же принялась развлекать ее. Филипп, молча возвышавшийся рядом, ничем не показал, что его мало-мальски трогает их преувеличенное внимание к ее персоне. Тогда Антония, вздернув подбородок, очень мило улыбнулась своим будущим партнерам.

Из общего хора восхищенных голосов вдруг выделился голос Хьюго Сэттерли, он стоял рядом с Филиппом и, несомненно, обращался к нему.

– Хочу сказать тебе спасибо за то, что ты появился тем вечером – мне дьявольски неловко, но зато моя шкура спасена.

Филипп прищурился:

– Если бы ты просто предложил мне стать четвертым в висте, я и шагу бы за дверь не сделал. Но, судя по твоей записке, речь шла о чем-то жизненно важном?

Хьюго раскрыл глаза.

– Если ты полагаешь, что быть приглашенным развлекать епископа Ворчестерского и обнаружить, что не хватает партнеров для карт, – ситуация, не опасная для жизни, то ты ничего не знаешь об этом чертовом епископе! Не могу выразить, насколько я тебе признателен, – ты определенно спас меня от отлучения.