— Я чувствую впереди природную магическую аномалию, — заторопился ушан, — можно будет все сделать там, искажения все прикроют.

— Скоро будет Целебный источник, — подала голос Каталин. — Очень хорошее место. Есть добрая традиция останавливаться там, даже если выехал в дорогу недавно.

Источник действительно был прекрасен: обнажившаяся в зеленом боку холма скала, на ней могучее кряжистое дерево и бегущий из-под корней ручеек, переливчато поющий в камнях. Дорога подходила почти к самому холму, делая ради этого немалую петлю.

— Приветствую всех добрых существ, больших и малых, — шепнула Жозефина, по праву и долгу предводителя первой плеская в хрустальные струи вино из фляги. Северяне тоже приветствовали духов источника, положив на большой плоский камень кто кусок хлеба, а кто и медное колечко. Там уже лежали подобные милодары — видно, кто-то недавно проезжал мимо; может, те самые обозники, встретившиеся еще в первый день пути.

Место веяло удивительным уютом и спокойствием. Никогда здесь не было кровавых усобиц, люди приходили сюда с миром, и благотворная сила источника только росла. Певчий хрусталь воды, крапчатый северный камень, раскидистая крона, пронизанные мерцающими золотистыми токами Силы, баюкали душу, наполняя теплом и покоем. И если в Каменном Столе ничего иного не было видно из-за хаотического переплетения и мощного излучения Потоков — попробуй разглядеть что в сердце бури, пусть и застывшей, — то здесь все словно скрывалось в высокой траве или в воде, нежно, плавно и очень надежно.

Северяне расположились на короткий привал, разувшись и скинув плащи. Маги, отойдя от дороги, вычертили Большой Круг Защиты; Фердинанд, бормоча что-то о точках фокуса, расставил по кругу плошки с водой, добавил пару знаков тут и там и объявил Круг готовым. Они расположились внутри, и ушан запустил контур, отсекая их от внешнего мира. Там ощущались только двое магов и их собственные Потоки.

Вспомнив объяснения Фердинанда, Жозефина представила себе узор заклинания и начала наполнять его Силой. Она полилась легко, как при любом другом заклинании, и Фердинанд сплел свой «гаситель». Завершенное плетение Фердинанда попыталось обтечь еще только разворачивающееся Жозефины — и погасло само. На траве поодаль, у границы защитного круга, сидела маленькая птичка вроде воробья — крапчатая, как тот кусок камня, который принял в себя заклинание.

— Чирик, — заявила птаха, вспрыгивая на протянутую ладонь Жозефины. Зачарованные, маги склонились над нею.

— Это — настоящее чудо… — прошептал Фердинанд, принимая в свою руку волшебную птицу. — Вы понимаете? Это сказка, живая сказка…

Птичка повернула голову, глядя на Жозефину блестящими черными глазками. Та прикоснулась к маленькой головке, провела пальцем по спинке, и существо снова чирикнуло, почти совсем по-воробьиному.

— Будешь Чирик, — приговорила девушка, и каменное тельце покрылось перьями, становясь на вид совершенно неотличимым от настоящего воробья — только на вес оставалось каменным.

— Чудо… — повторил Фердинанд, передавая зверушку хозяйке.

— Странно слышать такое от мага, — улыбнулась Жозефина, поднимая руку. Чирик с готовностью перепрыгнул на подставленное плечо.

— Я говорил уже, что это заклинание вселяет в камень мелкую сущность с Корней, — проговорил ушан, глядя на птичку. — Без низа нет верха, Корни не воюют с Ветвями, просто Ветви связаны своим служением, а существа Корней ограничиваются законом вызывающего их, выполняют его приказы. Я таких никогда не видел, даже дядюшка мог их уже не застать… Это сказка, даже для нас. Если вы дадите ему достойную службу, то он перейдет наверх, в Ветви. Свет виден только в темноте… — Ушан протянул руку, не в силах справиться с искушением, и Жозефина вновь передала ему Чирика. — Мы против уничтожения какого бы то ни было искусства, потому что мир тогда обеднеет. Сказки уже остались только в книгах, а вы оживили одну из них.

Она слушала, а ушан говорил, говорил, неотрывно глядя на птичку, баюкая ее в ладони, рассматривая каждое перышко:

— Вы дали ему жизнь, форму и имя, он совсем как живой, как будто был рожден здесь. Ваша Сила и ваше Слово дали миру что-то новое, и это — истинное чудо: порождать, делая мир богаче…

Минуло две седмицы. Отряд уже давно съехал с дороги и теперь шел ведомыми только северянам тропами. Видя вокруг покрытые лесом предгорья и скалы, живописно обросшие мхом и лишайником, Жозефина думала, что никогда не добралась бы сюда сама, без своих людей, которые верили в нее и шли за ней, не считая того, что они уже дважды спасали ей жизнь и свободу. Ее силы были вовсе не бесконечны, и пятеро конников, шедших бок о бок с ней, одним своим присутствием поддерживали ее…

— Госпожа, — деликатное обращение Каталин прервало мысли Жозефины. — Сегодня к вечеру мы окажемся недалеко от одного поместья, там у Уилласа родня…

— Хочешь навестить?

Уиллас, косившийся на госпожу в ожидании решения, ответил полным согласием. На том и порешили — и человека порадовать, и кров над головой будет на ночь, и новости опять же услышать.

Солнце уже пересекло полуденную черту, когда Фердинанд вручил Жозефине несколько писем. Она искренне обрадовалась — не было дня, когда бы она не думала об ответе, и, решив не дожидаться вечера, вскрыла первый конверт.

Это было письмо из дома, пронизанное радостью и теплом. Мартин передавал горячий привет от всех домочадцев и сообщал, что он взял на себя смелость заняться наконец разоренным пожаром крылом поместья. «И еще должен сообщить, госпожа. Приходили Алые, снова все перетряхнули в мастерской Вашего отца, искали его перстень. Спрашивали и о Вас, но я ответил, что госпожа изволила уехать на охоту и, когда будет, не сообщала. Очень рад, что Вы смогли послать весточку, но, заклинаю, не пишите, где Вы, — не зная этого, я не смогу никому рассказать. Мы молимся Триединой за Вас, да пребудет с Вами Ее милость». По поводу слухов и событий Мартин писал, что говорят, что на Севере неспокойно; через город прошли королевские полки с Юга, говорят — учения; господин Меченый совершенно выздоровел и, вернувшись в строй, сразу отличился, спасши одну баронессу от забредшего в город упыря. В целом же, — писал старый слуга, — в городе все благополучно, столица готовится к празднованию дня рождения короля Натана. «Белой ткани на воротах нет, — заканчивалось письмо, — мы ждем Вас домой».

Она улыбнулась, как могла бы улыбнуться самому Мартину, предстань он перед ней во плоти. Тепло родного очага лежало в ее руках в облике исписанного ровными строчками листа бумаги. «Я вернусь, — подумала она. — К вам я обязательно вернусь», — и развернула второе письмо. Освобожденный из плотного конверта лист совершенно явно выдавал автора даже без подписи, одним излучением отпечатка Силы того, кто его писал.

Начиналось письмо с длинного, цветистого вступления, вполне приличествующего в таком случае — государственный маг пишет нобле на правах доброго знакомого, — и дальше достаточно сдержанно в смысле слов, но не чувств, излагалась суть: «Рад, что Вы живы. Спешу Вас уверить, что никакого зла я на Вас не держу и вины на Вас тоже нет: проверка показала, что в шоколаде был южный фрукт карадос, а на него у меня аллергия. Столь бурная реакция, видимо, была вызвана его количеством и тем, что шоколад лежал уже давно. В сущности, это просто нелепая случайность. Искренне надеюсь, что с Вами все будет хорошо, и Вы не будете замешаны ни в чем, из-за чего долг повелит мне противодействовать Вам. О неприятном: Алые учинили досмотр в Вашем поместье, искали некий артефакт. Поместьем дело наверняка не ограничится, они попробуют дотянуться и до Вас. Очень надеюсь, что при встрече с ними у Вас не окажется при себе ничего предосудительного. Также надеюсь, что поиски Ваши завершатся успешно. В случае чего, если Вам потребуется помощь, не заставляющая поступаться долгами чести, — я к Вашим услугам. Ваш друг, Меченый».