Едва Жозефина успела дочитать, как письмо уже знакомо начало обугливаться по краям. На темнеющей бумаге проступили строки: «Извини, Жози, я знаю, ты поймешь», и лист развеялся пеплом. Тепло, поселившееся в середине груди после весточки от Мартина, теперь затопило все ее существо, окрасив мир в яркое и прекрасное. Самые дорогие люди из тех, что не были сейчас с ней рядом, ждали ее, и ради этого стоило жить и бороться — чтобы вернуться к ним. И даже цена ее сейчас не волновала — было только солнце, дорога, теплые бока коней, верный отряд и там, вдалеке — дом, куда хочется вернуться. Сквозь привычные шуточки и разговоры отряд косился на свою улыбающуюся чему-то очень хорошему госпожу и сам прятал улыбки в глазах.

— Скоро будет своротка к поместью сестры, — предупредил Уиллас, и Жозефина решила испытать Чирика, послав его разведать дорогу. Чирикнув, воробушек унесся вперед, а вернувшись, снова сел на плечо, и девушка ясно увидела дорогу, добротную ограду и дом за ней, людскую суету во дворе.

Уиллас повел отряд, свернув с дороги налево на наезженную тропу, и совсем скоро они выехали к дому. Он был точно таким, каким его показал Чирик, — подобие небольшого замка с парой башенок, сложенная из дикого камня стена с бойницами и врезанные в нее окованные железными полосами ворота. Северянин грохнул кулаком в доски и что-то прокричал; распахнулась калитка в воротах, раздался короткий вздох узнавания, изумления и радости, послышался скрежет сдвигаемого засова, и перед дорогими, но нежданными нынче гостями распахнули одну из створок. Уиллас въехал туда рядом с Жозефиной, пропустив ее вперед — сестра-то, конечно, его, но предводитель есть предводитель. Суета во дворе, и без того слишком большая для обычной жизни поместья, переросла в суматоху: Уилласа со слезами обнимала сестра, слуги готовились уводить коней и принимать гостей, сами гости старались не мешать. В дверях дома появился высокий крепкий мужчина, на висках которого серебрился горный снег — судя по всему, хозяин поместья, муж сестры. Представившись Огастом, он по-простому пожал руки бойцам, учтиво поклонился Фердинанду и с уважением поцеловал пальцы Жозефины.

— Госпожа, плохие новости, — рядом появился Уиллас, и девушка собралась, готовая услышать все что угодно, — Эстель говорит, что на рассвете прискакал гонец и сказал, что умирает старый герцог. Она собирается в Кор Фъер. Нас приглашают поехать с ними.

Подошедшая Эстель — миниатюрная женщина с гривой непослушных роскошных волос — пригласила гостей за стол, подкрепиться с дороги, а уже потом выезжать. Жозефина с благодарностью приняла оба приглашения.

— Ваш дядя, господин де Варден, тоже наверняка там будет, — сказал Уиллас.

— Гаррик де Варден? — низким баритоном спросил Огаст. — Достойный человек, здесь его знают. Ваш род тоже с Севера?

— Да. Именно поэтому я и еду с вами в Кор Фъер.

— Наследников у герцога нет, — вступила в разговор Эстель, — поэтому все Дома собираются, чтобы избрать нового главу. Перемирие заканчивается…

— Слишком много перемен за последние двадцать лет, — покачала головой Жозефина.

— Это так, — согласился хозяин. — Я помню время, когда мы не были обязаны кланяться королю. Впрочем, короли тогда тоже были другими.

Покончив с едой и сборами, два десятка вершников выехали за ворота, провожаемые остающимися домочадцами, и направились к тропе, с которой недавно сошли лазурь и серебро, чтобы потом выбраться на главный тракт и уже по нему доскакать до Кор Фъера. Отряд ехал тряской рысцой, торопясь успеть в город, и становился все больше — к нему присоединялись и одиночные всадники, и подобные отряды; у всех была одна цель — Кор Фъер и грядущее Серебряное Вече — совет Севера, избирающий Предводителя.

…Смена Ферзей уже перемолола всю страну, и только Север держался. Скалистые, узкие тропы, по которым не могли пройти тяжелые военные обозы, непривычный холод и, паче того, яростное сопротивление свободных и гордых северян, наследников и слуг Всадников, не давали «негоцианту в короне» Натану захватить Север столь же стремительно, как всех остальных. Но сила духа, увы, не всё: здесь помнили поединки между героями и умели умирать с честью, но не знали, что такое война армий и удар в спину. Не один род унесла эта война, и вместе со своими вассалами погибли и сами Серебряные Пики — легенда, опора и правители Севера, Небесные Всадники, герцоги Эльдиар. Тогда прочие серебряные нобле, потомки Всадников, собрали первое Вече. Спасая жизни людей и их гордость, Вече приняло решение: присягнуть ближайшему из выживших в этой войне родичу Серебряных Пиков, с тем чтобы он один принес вассальную клятву королю, закрепив формальное подданство. Ирвин Ундеваль уже тогда был немолод, а теперь, достигнув предела земных дней, умирал, а значит, добытый большой кровью хрупкий порядок грозил рухнуть. Оттого Жозефина и приняла приглашение поехать вопреки своему изначальному желанию незаметно добраться до дяди — чтобы в трудное время почтить и поддержать землю, которую считала родной.

Каталин придержала ее кобылу: поезд замедлился, потом и вовсе почти остановился; на дорогу вышел мужчина, которого, судя по всему, многие поезжане отлично знали.

— Не будет ли у кого заводного коня? — зычно спросил он, обводя взглядом разросшийся уже до сотни человек отряд. Тут же посыпались шутки и подначки:

— Далеко унес на сей раз?

— Эй, кто похудее, посадите человека!

— Что, на медведе в город не пускают?

— Ага, а на свинье ноги волочатся! — огрызнулся прохожий.

Огаст тихо пояснил Жозефине:

— Это Хью, хороший парень, но вот с конями ему почему-то вечно не везет: то боятся, то сбрасывают, то поводьев слушать не желают и убегают, а ему потом выбирайся…

— Госпожа, — Хью склонился перед Жозефиной, белозубо улыбаясь, — вы тут больше всех на доброго человека похожи. Позвольте мне путешествовать, держась за ваше стремя, я почту это за честь.

Жозефина улыбнулась ему в ответ и кивнула.

Почему из всей сотни вершников он выбрал — и разглядел ведь! — именно ее, одетую просто и держащуюся скромно, вовсе не первую красавицу и не воительницу? Если бы этот вопрос прозвучал вслух, то Каталин и Фердинанд ответили бы не раздумывая: крылатое серебро не спрятать ни под рубищем, ни за людскими спинами. Древняя благородная кровь, да с соответствующим воспитанием — вовсе не та штука, которую легко утаить…

Они достигли Кор Фъера к вечеру третьего дня. На закате или на рассвете, днем или ночью, он потрясал одинаково: широкая, изогнутая подковой стена вырастала прямо из прибрежных скал, взмывая ввысь шестью башнями. Город дышал огромной, древней мощью и несуетным, спокойным достоинством; казалось, его не построили — он сам вырос здесь, у подножия скал, плоть от их крапчатой плоти, кровь от соленой синей крови моря, дух от духа легендарных Небесных Всадников.

— Кор Фъер, столица Севера… — прошептал Фердинанд, запрокидывая голову и отклоняясь в седле, чтобы охватить взглядом реющие в предзакатном небе венцы башен.