– Я не видела опасности в сегодняшней ночи. И хотела побыть с тобой, – призналась она.

– Но ты видишь не все, – прошептал Кель с раскаянием, приникая губами к рыжим волосам. Его руки будто по собственной воле обняли девушку.

– Да. И то, что вижу, делает сокрытое еще запутанней.

Кель ждал продолжения, но Саша лишь сильнее прижалась лбом к его груди, словно хотела таким образом спрятать мысли.

– Наступит завтра, и я снова стану королевой Сиршей.

– А сегодня? – спросил Кель, ненавидя себя за невольную надежду.

– А сегодня я Саша, которая любит Келя.

Он услышал капитуляцию в ее голосе и, когда она подняла лицо, накрыл нежные губы своими. Саша подалась навстречу охотно и радостно, и на несколько минут они стали одним целым, терзая друг друга с жадностью людей, которым отсрочили казнь. Ликование мешалось с чувством потери. Порой они отстранялись, но только чтобы сразу возобновить поцелуй, урвать еще один и еще, – пока тело Келя не взбунтовалось, а губы не запросили пощады.

Саша первая опустила голову и запечатлела финальный поцелуй на его груди. Оба застыли, дрожа и пережидая внезапный приступ отчаяния. Постепенно дыхание выровнялось, кровь перестала стучать в висках, и пришло время вопросов.

– Она нас преследует, – сказала Саша. – Ариэль Фири.

– Да, – ответил Кель.

Саша стиснула пальцами его плащ.

– Зачем?

– Не знаю. – Он беспомощно покачал головой. – Она чего-то хочет.

– Тебя, – предположила Саша, словно этот вариант был самым логичным.

– Она никогда меня не хотела, – возразил Кель. – Мне нечего ей дать. Раньше она думала, что я стану королем. Но теперь этому не суждено сбыться.

– Мне тоже нечего тебе дать.

– Я никогда не хотел тебя из-за того, что ты можешь дать. Но леди Фири хочет причинить мне боль, и смерть Луциана это доказывает. Она может уничтожить меня лишь одним способом, Саша. Ты должна помнить об этом и никогда не подвергать себя опасности. Даже ради украденного поцелуя.

Саша кивнула с поджатыми губами, и Кель тут же удивился ее сговорчивости.

– Ты должен вернуться, – произнесла она неожиданно.

– Куда? – не понял он.

– В столицу.

– Я не могу, – растерянно ответил Кель. – Я нужен здесь.

– Ты не можешь ехать со мной в Дендар.

– Это ты не можешь ехать в Дендар без меня.

– Под каждым кругом на воде, за каждым моим видением лежит страх, что я только ускоряю приход несчастий, которые стараюсь предотвратить. В детстве я бывала так напугана, что забивалась в угол или пряталась на коленях у матери. Этот страх меня парализовывал. Но и бояться, и прятаться было бесполезно. Тогда отец научил меня превращать видения в истории. Мы вместе придумывали им счастливые финалы. Отец говорил, что худшее, что я могу делать, – это сомневаться в себе. Он говорил, что я должна действовать немедленно, как только что-то увидела. И до сих пор вера оказывалась наилучшим выбором.

– И что ты выбрала в связи со мной? – спросил Кель, в груди которого разливался цепенящий ужас. В голосе Саши звучала решимость, а решительная Саша была опасна.

– Когда мы покидали Джеру, я просто радовалась, что не должна с тобой прощаться – пока нет, – что могу побыть рядом еще недолго.

Он чувствовал то же самое.

– Но это была слабость, – продолжила Саша. – Я поддалась страху и совершила ошибку.

Она опустила голову и сжала челюсти, собираясь с духом.

– Мне кажется, что все мои видения с самого начала вели нас сюда, к Каарну. И то, чего я страшусь больше всего, вот-вот произойдет.

– Но если я не поеду в Дендар, ничего этого не случится, – закончил Кель за нее.

– Да.

– Как же я тебя защищу? – пробормотал он, и их глаза встретились.

Когда Саша заговорила снова, ее голос дрожал.

– Впервые я отправилась в Дендар в десять весен. Меня мучила морская болезнь, и помогал только свежий воздух. Мои провожатые – пара стариков, которые служили при дворе отца, – разрешили мне спать на палубе. Это немного унимало тошноту. В такие ночи мне всегда снился ты – такой, как сейчас. – Саша легко, почти с благоговением коснулась его лица. – Я видела тебя высоким, сильным, с темными волосами и суровым взглядом. Никак иначе. И теперь я боюсь, что уже и не увижу тебя другим. Я видела тебя в Каарне, и это самое ужасное, потому что, как бы ни страшила меня разлука, я никогда, ни за что не прощу себе, если тебя потеряю. Мне не суждено стать Сашей Джеру. Так распорядилась жизнь. Но и ты, будь моя воля, не стал бы Келем Дендарским.

По мостовой простучали быстрые шаги, и возле выхода из переулка показалась чья-то фигура. Саша отпрянула в темноту, и Кель поспешно загородил девушку, положив руку на меч.

Джерик ступил в пятно оранжевого света, который разливали портовые факелы. Во всей его позе читалось извинение. Он опасливо двинулся вперед, сжимая в вытянутой руке бутылку, и Кель в нетерпении выхватил ее. Как это нередко бывало, появление лейтенанта вызвало у него смесь облегчения и раздражения.

– Я пришел составить вам компанию на дежурстве, капитан. Простите, не хотел пугать. Я волновался о Са… королеве Сирше. Но, вижу, вы уже нашлись, – быстро закончил Джерик.

– Так волновался, что отпустил ее ночью в порт? – едко спросил Кель, желая, чтобы Джерик немедленно убрался, – и понимая, что лучше бы тому остаться.

– Это не я ее охранял, – невозмутимо ответил лейтенант. – И не я выпустил.

– Подумай о моих словах, капитан, – вмешалась Саша и, обогнув Келя, выскользнула из переулка.

– Я еду в Дендар, ваше величество, – откликнулся тот.

Саша медленно кивнула.

– Тогда мне остается только пожелать доброй ночи, – сказала она, разом оставив свои страстные увещевания.

– Джерик, проводи королеву Сиршу, – велел Кель, не отрывая взгляда от неулыбчивого Сашиного рта. – И побудь с ней. Пожалуйста. Я пойду на причал.

– Я вас потом сменю, капитан. – И Джерик покосился на бутылку, которую конфисковало у него начальство.

– Ступай, – рыкнул Кель, в пику Джерику отхлебнул из бутылки и направился в глубь переулка.

Вино уже нагрелось, но горло Келя по-прежнему жгло после разговора с Сашей, и он сделал еще глоток. Напиток был сладким, почти приторным и нимало не утолял пожар в животе и тупую боль в груди. Казалось, во рту стало только суше, а на сердце – тяжелее.

Кель хотел глотнуть снова, но переулок перед глазами внезапно расплылся. Каменные стены раздвинулись, затем словно подъехали к самому носу, и мир начал крениться. Кель на секунду перестал понимать, оттого ли это, что он в одиночку вылечил целую деревню, – или его просто сбросил Луциан.