– Ты расскажешь королю Арену о своей любви?

– Я никого не предавал, Ткач. И она тоже. Это вы с королем ее предали. И если он все это время просидел на троне, ожидая, когда Сирша вернется и бросится ему в объятия, у меня найдется для него пара ласковых.

Луциан одобрительно заржал и мотнул головой. Кель отыскал взглядом Джерика, который взобрался на своего коня и готовился дать знак трубачам на стенах. Оставалось прояснить только одно.

– Ты никогда больше не будешь решать за нее, Ткач. Теперь она не в твоей власти. А в моей. Понял?

Кель дождался, когда Падриг поднимет глаза, показывая, что услышал. Затем направил Луциана к голове процессии и окинул быстрым взглядом зеленые флаги Джеру, сверкающие черные стены, холмы и долины. Он будет по ним скучать. Но лучше скучать по Джеру, чем тосковать по Саше – хотя в глубине души Кель и понимал, что обречен на то и другое. Ему не принадлежали ни эта земля, ни эта женщина, однако ни одна из них, похоже, не была согласна его отпустить.

Он нашел глазами Тираса, который стоял на валу рядом с королевой, и отсалютовал им клинком в знак верности и прощания. Рога взревели, беря все более высокие ноты, пока крещендо не оборвалось протяжным стоном. Тирас поднял руку и задержал ее в воздухе, словно призывая брата вернуться, а Ларк послала ему безмолвное напутствие. Нежные слова мягко отпечатались в сознании и остались там, словно амулет.

* * *

– Кель нужен Джеру, – повторил Тирас. Стоя возле супруги на северном валу, он наблюдал, как караван отбывает в Корвин – и дальше, в земли, которых могло уже не существовать.

– У Джеру есть ты. И я. Возможно… Дендар нуждается в Келе больше.

– Это плохо закончится, – нахмурился Тирас.

– Осторожнее со словами, дорогой. Вероятно, это не закончится совсем.

– Ты говоришь загадками, Ларк.

– Он не мог остаться. Его судьба решилась в тот миг, когда он спас Сиршу. Как и моя – когда я спасла тебя.

– Он заслуживает счастья, – покачал головой Тирас.

– С этим я согласна.

Тирас же мог смотреть на исчезающие в пыли подводы. Стоило им затеряться на горизонте, как он с необычным для себя нетерпением преобразился. Одежда едва успела осесть на камни, а он уже ударил крыльями по воздуху и устремился в небо, чтобы последовать за братом еще несколько миль.

Ларк проводила его взглядом и неторопливо сплела заклятие, умоляя Творца даровать им всем свое благословение.

* * *

Северный Дейн славился мягким климатом и огромными сочными пастбищами. В отличие от него, Корвин был гористым и прохладным. Ландшафт его представлял череду спусков и подъемов, густо окаймленных корабельными соснами. Караван решил не заезжать в крепость лорда Корвина, а как можно дольше оставаться на территории Дейна и перейти границу там, где ее пересекала река Неру. Оттуда они собирались следовать вдоль течения через Корварские горы, а в самой северной их точке свернуть на восток к бухте Бриссон, которая разделяла две провинции.

Это был наиболее простой путь, изобилующий водой и пищей для животных, но он же означал и возможную встречу с вольгарами. Птицелюди спаривались, но не размножались – следование инстинктам не давало плодов. Гнезда чудовищ пустовали, а их единственный творец погиб. Неспособных обзавестись потомством, терпящих беспрестанный голод, их нещадно истребляли, и число птицелюдей уменьшилось в десятки раз. Однако Кель не обманывался на этот счет: угроза по-прежнему существовала.

Женщинам, которые должны были прислуживать Саше, быстро нашли другую работу. Королева довольствовалась собственной компанией и не нуждалась в помощи – в этом Саша не изменила старым привычкам. Серый жеребец с умными глазами и мягкой поступью уверенно нес ее через скалы, но Кель все равно постоянно проверял седло, упряжь и копыта. Он чувствовал бы себя спокойнее, если бы Саша ехала с ним на Луциане, но теперь это было невозможно.

Она все же переменилась: выпрямилась и будто надела невидимую броню, призванную защитить ее прошлое. А может, это воспоминания вернули ей стены, которые она некогда была вынуждена возвести. Она казалась подавленной и замкнутой, словно бы поглощенной видениями прежней жизни, и Кель пожалел, что не может заглянуть к ней в голову, чтобы стать ближе хоть таким образом.

Похоже, его люди тоже поняли, что перед ними уже не прежняя Саша, не та девочка, что спала у ног командира и следовала за ним по пятам. И это было по-настоящему странно. Из рабыни Саша в одночасье стала королевой, но такой взлет оказался скорее бременем, чем благословением. Она сторонилась компаний и перед сном подолгу вглядывалась в мерцающее небо, словно ее звезда все еще была там и подмигивала ей с высоты. Падриг держался рядом, но Кель больше ему не доверял – и не рассчитывал, что старик сумеет защитить ее от ночных опасностей. Перед отбоем он выставлял двух дозорных – один присматривал за лагерем, другой лично за королевой, – и никогда не отходил далеко, пускай эта иллюзия близости и разрывала ему сердце.

Однажды Кель проснулся от ее руки на своем плече и на мгновение забыл, что они давно не на Яндарианской равнине. Он рывком сел, притянул Сашу к себе – и она на мгновение расслабилась в его объятиях, прижавшись губами к виску. Когда она отстранилась, в глазах ее метались тревожные предчувствия, и Кель машинально пригладил рыжие волосы.

– Нужно свернуть лагерь, капитан, – сказала она.

– Что ты видела?

– Камни падают, – ответила Саша в странном оцепенении, словно булыжники стучали вокруг прямо сейчас. Но ночь казалась тихой, а обрыв – мирным.

Кель не торопил ее, давая собраться с мыслями. Девушка на мгновение прикрыла глаза, а когда снова подняла взгляд, в нем не было и следа дремоты.

– Я не знаю, когда это случится, – продолжила она. – Луна будет ниже.

Она прочертила линию по небу, отмечая путь светила, а затем обернулась к маячащим во тьме скалам.

– Думаю, время еще есть. Но я видела этот утес. – И Саша указала на каменную стену, которая нависала над их стоянкой. Сегодня они ночевали на окруженной деревьями поляне, под отдаленный гул реки Неру.

Кель немедленно поднялся и, не тратя время на объяснения, принялся будить караван и запрягать лошадей. Вскоре усталый отряд двинулся прочь от Корварских скал, хотя глаза людей то и дело возвращались к покинутому месту. В лунном сиянии горы напоминали хищного зверя, только и ожидающего возможности соскочить с обрыва и похоронить их всех под своим весом.