антикоммунистическим пылом был в большой степени обязан влиянию Розенберга с русским оттенком. Внешне Розенберг был почти полностью похож на русского, хотя трудно определить, почему возникало такое впечатление. Мемуары Розенберга на тему его матери весьма немногословны. Можно только сделать вывод, что у нее было немецкое имя Эльфрида (Эльфрида Каролина Сире. — Ред.) и что отец ее владел красильными мастерскими. Эрнст Двингер полагал, что она была латышкой. Отец Альфреда Розенберга, Вольдемар Розенберг, был скромным немецким торговцем в Ревеле в Этляндии, где Альфред родился в 1893 г. Для Ревеля (совр. Таллин) русская атмосфера была более характерна, чем для большинства прибалтийских городов, которые обязаны своей колонизацией немцам, но класс, из которого вышел Розенберг, — прибалтийские немцы Российской империи, — отличался менее русским мировоззрением, чем прибалтийское немецкое дворянство, «балтийские бароны», которые были связаны семейными узами с российскими дворянскими родами. Исключительная антипатия к эстонскому, латышному и литовскому самоуправлению, которую Розенберг проявил, будучи министром, была менее типична для балтийских баронов, чем для средних классов прибалтийских немцев, еще не избавившихся от своего колониалистского прошлого. (Эти земли входили в состав немецких орденских государств, в частности Тевтонского и Ливонского орденов, позже Польши из Швеции, а после победы России в Северной войне 1700–1721 гг. — в состав Российской империи (Курляндия вошла состав России несколько позже, официально в 1795 г.). — Ред.) Но ненависть Розенберга к правлению Москвы была чем-то совершенно иным. Как и у Гитлера, его натура была сродни духовному настрою неудачливого художника. Очень тонкий лоск изящных искусств, практиковавшийся в имперской России, произвел на него глубокое впечатление в студенческие годы в Риге и в Москве. В большевиках он видел разрушителей этих искусств.

Нельзя было вообразить себе более неподходящего администратора для решения оккупационных проблем. С одной стороны, Розенберг ненавидел коренных русских, которых, по его понятиям, революция превратила в азиатов, уничтожив германизированное высшее сословие. С другой стороны, у него была ограниченная, местническая нелюбовь к негерманским народам в тех северо-западных частях Российской империи, которые он знал с детства. Только в Украине, о которой ему было известно очень немногое, он был готов признать старую культуру, которая не до конца была уничтожена революцией и которая поэтому давала право на независимость. Но даже если этих предрассудков было бы самих по себе недостаточно, чтобы лишить Розенберга шансов на выработку разумной политики, недостатки его интеллекта сделали это наверняка.

Альфред Розенберг завещал свою внешность следующим поколениям без излишней сдержанности, ибо ему была присуща нацистская любовь к позированию перед фотокамерой. В основном он фотографировался в военной форме, которая производила нелепый эффект. Хотя к моменту начала Первой мировой войны ему был двадцать один год, Розенберг никогда в жизни не служил солдатом. С 1914 по 1918 г. он продолжал свои занятия изобразительным искусством и архитектурой в Риге и в Москве. После войны Розенберг приехал в Мюнхен и настроился вести жизнь немца, но ему суждено было познакомиться с жизнью международной богемы в Париже, и он по-настоящему натурализовался лишь в 1923 г. В последующие годы Розенберг мог причислять себя к небольшой и ищущей компании художников, революционеров и активистов, которая включала в себя Давида, Курбе и Уильяма Морриса в предыдущем столетии, и Д’Аннунцио, Падеревски и Гитлера — в нынешнем. И все же фотографии Розенберга в униформе, позирующего перед камерой в дни могущества, предполагают не милитаризованного любителя богемы, а унтер-офицера с тяжелой поступью, старающегося удержаться за свое кресло, которому он совсем не соответствует.

Внешний вид Розенберга вполне соответствовал образу нациста, занимающего пост министра. В качестве практического администратора и руководителя Розенберг должен был уменьшать эффект невыполнимых идиотских заданий, которые перекладывались на него, как утверждают, Гитлером через канцелярии Бормана и Ламмерса. И все-таки, если бы это зависело от одного Розенберга, он бы никогда не смог смягчить их вообще. Розенберг неоднократно просто копировал оригинальные выражения Гитлера. Затем следовали долгие обращения чиновников восточного министерства к Розенбергу, этому философу, гуманисту и знатоку древних цивилизаций. А потом, с болью и неохотой, Розенберг старался выкрутиться из своего положения. Чтобы установить истинный характер Розенберга, не стоит засиживаться над его так называемыми философскими трудами. Написанные им в Нюрнбергской тюрьме мемуары менее обременительны для чтения. В 1955 г. издательство Геттингена выпустило полный, не подвергнутый цензуре текст, отмеченный (по мнению автора. — Ред.) шармом неописуемой глупости. Тут можно найти и медитации Розенберга о готах и дольменах, альбигойской ереси, медитации в глубине полного разгрома. Здесь же обнаруживаются биографии скучных ничтожных людей, нацистов, с кем Розенберг продолжал разговаривать до самого конца, — Майера, Мутшманна, Уйберрайтера и Шикеданца — этих предназначенных судьбой сатрапов с менталитетом городских клерков.

Когда подумаешь о малообещающей ситуации Розенберга в ноябре 1918 г. — беженец из России, живущий среди друзей-беженцев в Мюнхене, — можно легко вообразить его человеком с другой карьерой, проводящим большую часть времени в дешевом отеле. Выходец из Восточной Европы, уныло одетый — так и видишь, как он пользуется, несмотря на тусклость во взгляде, репутацией гения, который однажды подарит миру книгу монументального и сотрясающего мир мрака.

Игрой судьбы, изменившей карьеру Розенберга, стало его знакомство с Гитлером. Вскоре после перемирия 1918 г. Розенберг встретил, через свою жену-танцовщицу, романтического фашиста, одного из важных первых членов НСДАП, по имени Дитрих Эккарт, автора поэм, не лишенных некоторых достоинств. Эккарт вел мюнхенское антисемитское издание под названием Auf gut’ Deutsch («Добрый немец». — Пер.). (Эккарт привлек Розенберга в «Общество Туле» (германское оккультное и политическое общество). — Ред.) Эккарт поручил этому двадцатишестилетнему вечному студенту написать несколько статей и в конце 1919 г. ввел Розенберга в общество на митингах Гитлера (в 1920 г. Розенберг вступил в НСДАП. — Ред.). Когда издание Эккарта «Фёлькишер беобахтер» («Народный обозреватель». — Пер.) расширилось и стало ежедневной газетой партии, Розенберг стал ее редактором (с 1921 г.).

Розенбергу также была позволена роль «теоретика партии». Ему предстояло выработать систему из не очень последовательных антагонизмов Гитлера к евреям, лендлордам, картелям, свободным масонам, священникам, пацифистам и профсоюзам. Но лишь в октябре 1930 г. он произвел «миф ХХ века» — официальное «священное писание» партии, которое Гитлер так и не потрудился прочесть (прочел. — Ред.). Однако в начале 1920-х литературные труды Розенберга были чисто антисемитскими и «белогвардейскими» по характеру. Он даже переиздал (и познакомил с этим документом Гитлера. — Ред.) знаменитую подделку, популярную в эмигрантских кругах, известную как «Протоколы сионских мудрецов». (Позиция тех, кто называет «Протоколы…» фальшивкой, понятна: «этого не может быть», «это сфабриковано русской разведкой» — в последнем случае можно только подивиться прозорливости царской разведки, ведь программа действий, зафиксированная в «Протоколах…», последовательно выполнялась в течение ХХ в.

Приведем,