улыбка сползает с её лица, совсем как у Зефирки в день моего побега.

— Кажется, Тине не очень нравится, что мы проводим время вместе? — я украдкой бросаю взгляд на Дина.

— Просто она не привыкла делиться вниманием! — Дин стряхивает крошки с тарелки в траву. — Вот и злится.

Его объяснение немного успокаивает, и я снова перевожу взгляд на Тину. Больше в нашу сторону она не смотрит. Усевшись на табурет, заботливо принесённый кем-то, она спрашивает, какую песню спеть.

После недолгого противостояния побеждает песня о свободе. Тина медленно перебирает струны и звук выходит чистый и такой пронзительный, что душа трепещет.

Облокачиваюсь на ствол яблони, закрываю глаза и позволяю себе расслабиться. Голос Тины, обычно такой резкий и язвительный, сейчас преображается и звучит трепетно и нежно. К концу, припев уже подхватывают и зрители, даже Дин тихонько подпевает:

Нет больше чёрных стен

И нет стальных цепей,

Туман смывает кровь.

Пожар разгонит тень,

И наш прекрасный мир

Свободным станет вновь7.

Открываю глаза и любуюсь Дином — он походит на ангела во плоти. На какой-то миг даже становится страшно, что он внезапно исчезнет, испарится.

— Кара, скорее, пойдём!

Маленьким вихрем подлетает Крэм и тянет меня за рукав. Его лицо раскраснелось, совсем как солнце, что уже клонится к закату, футболка порвана у ворота, пилотка совсем сползла на бок, а рот перепачкан повидлом. Ни дать, ни взять — маленький разбойник!

— Куда, что стряслось? — не понимаю я.

Но Крэм, даже не потрудившись ответить, уже тащит меня на другой конец поляны. Наконец, мы оказываемся у крайнего стола. Сюда, кажется, стекаются все жители Дома.

Останавливаемся позади группы из нескольких женщин, которых я почти не знаю — только встречала пару раз в столовой.

— Что мы здесь делаем, Крэм? — шепчу я, выискивая Дина.

— Ты Крэму ещё спасибо скажешь! — тараторит мальчишка. — Потому что сейчас Ви-Ви будет раздавать чоколад!

— Чего-чего?

— Самое потрясное лакомство на свете, вот чего! — затараторил Крэм. — На фестивале нам дают по кусочку, у Ви-Ви в кладовой хранятся запасы, которые остались ещё со старых времён. Конечно, чоколад ужасно твёрдый и немного горчит, потому что старый, но мы не привереды!

— Не чоколад, а шоколад! — раздаётся сбоку. Дин спешит к нам на всех порах. — Ты зачем украл у меня Кару?

— Потому что она принцесса, а ты — чудовище! А Крэм — рыцарь! — он звонко хохочет.

— Ладно, рыцарь! — Дин ерошит и без того лохматые волосы Крэма. — Уж лучше я тогда буду принцем!

Внутри меня разливается и выходит из берегов нечто обжигающее и до того приятное, будто я воспарила в небеса.

Наша очередь уже подошла. За столом с важным видом восседает Ви-Ви. Сегодня на поварихе вместо привычного белого фартука и колпака — цветастое платье и соломенная шляпка с узором, в глазах — крупинки радости, а на губах — счастливая улыбка.

На столе перед ней стоит овальное блюдо, доверху наполненное маленькими коричневыми квадратиками шоколада. Если складывать их один на другой — получится высоченная башня.

Я пробовала шоколад лишь однажды. Нас тогда заставили убирать территорию Питомника перед праздником Мира. В награду дали почётные грамоты и шоколад. Дольки были ещё меньше, чем эти. А вкус… просто потрясающий.

— Вот, птенчики, угощайтесь! — кухарка кивает на блюдо. — Но только по одной дольке! — добавляет она строго.

Мы берём по дольке и отходим в сторону. Крэм свою сразу же целиком запихивает в рот.

— Ммм… — причмокивает он.

Я откусываю совсем маленький кусочек шоколада и позволяю ему самому растаять во рту. Вкус бесподобный — такой, как я помню. Сладкий, но не слишком, а стоит шоколаду подтаять — он становится вязким и нежным.

— Может, прогуляемся? — неуверенно спрашивает Дин, старательно отводя взгляд. — Захватим по стаканчику яблочного вина, пока никто не видит. И… — он пожимает плечами, как бы говоря: а там посмотрим.

Я ошалело киваю и следую за ним. Проходя мимо столов с едой, Дин, пока никто не видит, хватает два стакана с янтарным напитком и один протягивает мне, а потом, прихватив ещё и пару лепёшек, тянет меня в густые заросли.

Там, где его пальцы сжимают локоть я ощущаю приятное жжение, а сердце будто запихнули в кабинку Арки и на самой большой скорости отправили по ту сторону канала Дружбы.

Мне бы подумать о том, что чувствую, но совершенно не хочется портить такой чудесный момент.

Оказавшись вдали от посторонних глаз, Дин тянет меня в сторону леса. Здесь совсем тихо.

После каждого нового глотка вина, которое на вкус оказалось просто божественным — сладковатое, но вместе с тем немного терпкое, внутри меня будто вспыхивает пламя… Оно растекается по венам и будоражит кровь.

Именно сейчас ощущаю себя свободной — от кончиков волос и до самых пят. Я как гусеница, превратившаяся в удивительную бабочку. Кажется, если расправишь руки, то обязательно взлетишь в небо.

— Дин, а ты счастлив? — спрашиваю, осмелев.

Он останавливается, выпускает мою руку и смотрит так, словно я для него — особенная. Под его взглядом снова отчаянно краснею: неслыханное дело — испорченная в прошлом, только-только обрела свободу, а чувствую себя особенной.

Делаю последний глоток и, поставив стакан у ближайшего дерева, развожу руки в стороны и начинаю кружиться, воображая себя той самой бабочкой.

— А что такое по-твоему счастье?

— Не знаю, наверное, сама мысль о счастье — уже счастье? Раньше я о нём никогда не думала. Жила себе и жила…

— Но ведь ты можешь и не замечать, что счастлив, если оно, это самое счастье, всегда было с тобой?

— Может быть. Тогда это точно про тебя!

— Почему это?..

— Потому что для счастья у тебя уже всё есть!

Вскидываю голову вверх. Пушистые облака танцуют вместе со мной.

— Например?

— Ну… свобода, Дом, близкие…

Дин бережно берёт меня за руку и разворачивает к себе. Там, где сомкнулись его пальцы, кожа снова начинает гореть огнём. Теперь он смотрит на мои губы, наклоняется ближе. Так близко, что становится нечем дышать.

— И ты…

Поцелуй оказывается слаще шоколада.

Когда мы опускаемся на усыпанную мягкими сосновыми иголками землю, я точно знаю, каково это — летать.

В заточении. Клеймо

— Готовься! — голос надзирателя словно брошенный камень: отскакивает от кривых стен и отдаётся эхом.

Мне становится страшно. Что если не пойти? Забиться в угол и надеяться, что чудовище исчезнет, как бывало по ночам в Питомнике? Но вся соль в том, что настоящие чудовища никогда не уходят с пустыми руками.

Разминаю затёкшие одеревенелые руки и ноги,