Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нам удалось ценой огромных усилий добиться, чтобы на этот раз тебя простили; настоятельно прошу тебя впредь быть хорошим мальчиком; слушайся своих папу и маму и обязательно поблагодари их, ведь они позволили тебе сохранить то. что тебе принадлежит; и тогда все твои знакомые будут тебя любить, хвалить и дарить разные приятные вещи… но если ты будешь вести себя плохо, упрямиться и перечить папе и маме, считая их приказы (каковы бы они ни были) несправедливыми или необоснованными, или даже начнешь относить их нынешнее покровительство на счет каких-либо иных мотивов, кроме заботы и нежности, и станешь себе на уме, еще не достигнув зрелости, или решишь, будто способен отличить добро от зла, то все тебя возненавидят и скажут, что ты испорченное и непослушное дитя; твоим родителям и учителям придется тебя жестоко пороть, а друзья постыдятся заступиться за тебя; более того, их начнут винить в твоих проступках[247].
Хотя этот высокомерный тон был весьма настораживающим, под ним скрывалось кое-что похуже — непонимание конституционных доводов американцев или даже проблеск сомнения в том, что американцы действительно верят в провозглашаемые принципы. Историки американской войны за независимость иногда утверждают, что британцев и их колонии разделило отсутствие эффективной связи. Все-таки между Англией и Америкой простирался Атлантический океан, поэтому на передачу информации уходили месяцы. Когда новости наконец доставляли, они часто уже оказывались неактуальны. В этой теории есть доля истины, однако, несмотря на медлительность морского сообщения, успешно поступало на удивление большое количество сведений. Если говорить о событиях, последовавших за кризисом Акта о гербовом сборе, то возникает даже мысль об избыточности связи; трудно усомниться в том, что американцы, читавшие публиковавшиеся в газетах письма купцов, понимали их содержание. В Британии позицию американцев тоже хорошо знали, но лишь немногие принимали ее всерьез или сочувствовали ей.
Проблема британцев заключалась в неспособности осознать само наличие проблемы — несмотря на все письма, петиции и заявления предыдущего года. Десятилетия господства над колониями огрубили их чувства. В XVII веке, когда колонии начали торговать с Голландией, парламент ограничил их торговлю британскими портами, а когда колонии увлеклись европейскими товарами, парламент задушил этот интерес в зародыше. Колонии угрожают сбыту английских товаров? Принимайте закон, который это прекратит! Их называли «наши колонии», «наши подданные» и даже, как отмечает Джордж Мейсон, «наши дети», которые должны были слушаться своих маму и папу, то есть парламент.
Долгие годы колонисты играли свою роль этих отношениях с должным уважением и даже с желанием и молчаливо соглашались со своим подчиненным положением: они являлись провинциалами, а провинциалы в XVIII веке подражали метрополии, но не считали себя равными ей. Они также прибегали к знакомым метафорам, описывая эту субординацию: Англия называлась родиной-матерью, а они были детьми, которым надлежало относиться к ней с почтением. Но это колониальное мышление имело свои границы, а во время кризиса, вызванного Актом о гербовом сборе, парламент и кабинет Гренвиля допустили ошибку, переступив их. Непосредственные последствия показали, сколь немногие в Британии были способны увидеть весь масштаб этой ошибки.
II
Смутные сомнения британцев не утихомирили ожесточенной фракционности американской политики. Более того, в нескольких колониях отмена Акта о гербовом сборе привела к серьезным сдвигам местного ландшафта власти. Эти изменения кому-то обеспечивали контроль над ключевыми постами, кому-то — места в законодательных органах, и всех вынудили открыто продемонстрировать свои политические предпочтения. А главное, провинциальная политика теперь сосредоточилась вокруг неизменной темы, заряженной потенциалом к объединению колоний — темы неприязни к контролю со стороны Великобритании.
Резкие изменения в расстановке местных сил происходили там, где колониальные политики имели возможность использовать это в своих интересах, что, в свою очередь, в основном зависело от их способности приписать оппозиции поддержку курса британского правительства. В Массачусетсе фракция Отиса без особого труда примазывала губернатора Бернарда, Томаса Хатчинсона и их друзей к Акту о гербовом сборе и приписывала им алчное стремление к должностям, используя которые они покупали себе поддержку. Многие из обвинений были справедливы, чем Отис и его компания пользовались, как только могли. Во время выборов в мае 1766 года им выпал шанс (первые после насилий летом прошлого год) очистить палату общин от, как они выражались, врагов народа. Свою кампанию они начали самыми разнообразными выпадами своего карманного издания Boston Gazette. Они обвинили губернатора и совет в раздаче средств своим друзьям без согласия палаты; они выступали против практики «угощений» (возможно, из учтивости они использовали это слово вместо «подкуп») электората ромом и вином в обмен на голоса. Они осуждали всех, кто призывал исполнять Акт о гербовом сборе или отзывался о «Сынах свободы» без должного уважения: у сторонников Хатчинсона язык не поворачивался так их называть, и они предложили самое подходящее название «Сыны насилия»[248].
Эти обвинения были выдвинуты в назидание всем «Сынам свободы» Массачусетса. Чтобы до всех дошло наверняка, Gazette напечатала примерные инструкции для представителей палаты и призвала города воспользоваться ими. Утверждая, что по меньшей мере 32 представителя продемонстрировали свою профнепригодность, Gazette опубликовала их имена с мыслью о том, что лучшей инструкцией для них станет отставка[249].
Губернатор Бернард не терпел недостойного поведения, в особенности публичного и тем более за его счет. Томасу Хатчинсону тоже доставалось, но у него имелись друзья, которые поддержали его в газете Boston Evening Post. Однако эффективности защиты мешало уважение к правде, по крайней мере к правде, связанной с Актом о гербовом сборе. Ни Хатчинсон, ни Бернард не торопили с его принятием; Хатчинсон в частных беседах отзывался о законе плохо; но поскольку свое отрицательное мнение они