Отец Алека мог отправить сына в любой университет, даже в Лигу Плюща, но предпочел оставить дома, и записал в небольшой малоизвестный университет в соседнем городке. В принципе, в этом нет ничего плохого, но Эдисон-У действительно очень незаметное заведение. О, да, в названии есть слово «университет», но на самом деле это всего лишь колледж. Кампус отличный, программы солидные, преподаватели приличные, пока никаких крупных скандалов, небольшие учебные группы, и в целом никаких проблем с наркотиками. Ученики там обычно не задерживались дольше года – именно столько длится курс подготовки к поступлению в университеты Сиракуз, Корнелла или Принстона. И конечно, здесь училось немало девушек из неблагополучных семей – по стипендии Лоры Лейн-Говард, учрежденной Рейдом после отъезда жены.

Алеку все это безразлично. Рейд подарил ему черный «Мерседес C300», и ему не приходится напрягаться, чтобы добраться до Эддисона. Кажется, он нигде больше и не хочет учиться. Мальчишка полностью лишен честолюбия.

Легкая дорога хороша, если в твоей жизни ничего не меняется, думает Валери. Но ей лучше, чем многим, известно, как изменчива жизнь. Она меняется, когда ты вовсе не ждешь перемен, или, если ждешь, руки в этот момент заняты чем-то другим. Однажды Алек обнаружит, что жизнь отвешивает ему пинки. И тогда ему захочется дать сдачи.

Лишенный материнской любви мальчишка, чей отец постоянно отсутствует, так отчаянно нуждается в привязанности и внимании, что лепит девиц на свое эго, как никотиновый пластырь.

Однако нельзя считать его за это плохим, думает она. Мальчик всего лишь идет проторенным путем, делает то, что ему знакомо и понятно. Она подозревает, что ему не нравится эхо пустоты, которая сопровождает жизнь большинства людей. Некоторые чувствуют ее и смиряются; другие стараются не замечать, убежать от нее. Иногда Валери кажется, что она слышит печальный колокольный звон пустоты Алека, в унисон с ее собственным – как раз тогда, когда ей кажется, что она уловила его ритм. Правда заключается в том, что этот мальчик привязывает ее к жизни, а ведь она даже не понимала, насколько он ей был нужен.

Валери наливает себе чашку кофе, глубоко вдыхает наполняющий кухню аромат, который кажется слишком сильным, чтобы исходить из такого маленького источника. Какое чудо, думает она: этот запах, ритуал приготовления, воздействие напитка на органы чувств. Странно, что такое горькое вещество может дарить столько удовольствия. Она садится и начинает разбирать письма, раскладывает их в стопки. Сначала открывает счета; она оплатит их с кредитной карты, которую дал Рейд. Отодвигает розовый конверт на угол стола, чтобы Алек заметил его вечером, когда придет домой.

Взглянув на розовый конверт, Валери мельком думает: кто на этот раз? Она всегда немного удивляется, когда мальчик смотрит на нее, как на какую-то колдунью, когда она говорит:

– И как же зовут новую девушку?

Ему-то кажется, что его поступки окутаны завесой тайны. Боже, милый, думает она, для такого симпатичного парня ты простоват. Она могла бы сказать ему, что его поведение очень предсказуемо, меняются только имена. Могла бы сказать, что по нему можно сверять часы. Однако не делает этого.

Поселившись у Говарда, Валери иногда встречалась с очередной отвергнутой девицей за кофе и пирожным – чтобы облегчить ее горе после неизбежного расставания. Алек утрачивал интерес к очередной пассии, а Валери выслушивала рыдания и обличительные тирады, кивала и объясняла несчастной, как обстоят дела.

По ее мнению, Алек ничего плохого не делает, однако он беззаботный и поверхностный. Кому такой нужен? Парни вроде него никогда не замечают, что тебе тоже что-то нужно, а если и замечают, все равно ничего не станут делать без выгоды для себя. Беззаботные парни становятся невнимательными мужьями. Если только жизнь в самом начале не преподаст им жестокий урок.

Конечно, не все парни такие, сказала бы Валери, но достаточно, чтобы сделать жизнь дерьмовой.

– Выбирай сама, – говорила она этим девицам. – Хочешь преподать ему этот жестокий урок? Вот что могу сразу сказать: он тебя выслушает, но начнет воспринимать как собственную мать. Поверь, ни один мужчина на свете не хочет спать со своей матерью. А с теми, которые хотят, ты сама не захочешь. Может, ты все-таки хочешь мужчину, который уже получил урок?

Ни разу, ни одна из этих девчонок не захотела преподать Алеку этот самый урок, хотя одна из них даже назвала Валери сводней. Нахохотавшись, та ответила:

– Какая же я сводня? Скорее наоборот, помогаю тебе уйти. Если бы я советовала остаться, бороться, биться головой об стену, чтобы заставить его полюбить тебя, разве это была бы хорошая услуга? Если бы я была сводней, я бы снова и снова приводила к нему девиц, уверенных, что уж им-то повезет. Но вы сами приходите к нему одна за другой, так же он может знать о последствиях? Женщина может уйти, надеясь, что он спохватится, поймет, что что-то пошло не так. – И покачав головой, добавила: – Однажды у тебя самой появятся дети, и тебе придется узнать, что именно мать должна объяснить сыну, что женщина далеко не безобидна.

Наконец поток девиц утомил Валери, и она сказала Алеку, чтобы тот перестал приводить их домой, пока не встретит ту, на которой захочет жениться. Впрочем, в глубине души она знала, что любые попытки заставить человека принимать более обдуманные решения, заранее обречены на провал.

Валери нравится думать, что ее дочери такие советы не потребовались бы. Валери любит нравится думать, что дочери хватило бы ума не вляпаться в это подростковое дерьмо. Валери нравится представлять себе свою жизнь в Мерси-Брук. Какой она была бы, если бы Лили не исчезла, хотя слово «нравится» тут не подходит. На самом деле ее состояние можно назвать мысленным самоистязанием. Она не рвет на себе волосы, не пьет, не курит, не принимает наркотики, ничего такого. Валери просто представляет себе прекрасную жизнь, которой никогда не будет.

Лили окончила бы среднюю школу, поступила бы в университет в Нью-Йорке или Бостоне. Захотела бы стать врачом, адвокатом, архитектором… Она могла бы выбрать все, что угодно.

Возможно она вернулась бы в Мерси-Брук, возможно, поселилась бы здесь, и Валери ходила бы к ней в гости. Возможно, с Чейзом. Возможно, Чейз не запил бы, если бы их дочь не исчезла. Возможно, тогда Валери не завела бы интрижку с владельцем аптеки. Возможно, что если бы они хоть что-то знали о том, что случилось с Лили, не случилось бы многого другого. Или, может быть, случилось бы все и сразу.

Валери трет рукой лицо, зевает. Она не высыпается, ее мучают сны – как всегда в это время года. Даже не глядя на календарь, она может узнать о приближении этого дня по физическим и психическим изменениям, которые происходят с ней. В этом году все осложняется охватившим ее чувством беспомощности. Все возможности хоть что-то узнать о Лили исчерпаны.

Вздохнув, она тянется за единственным конвертом, на котором написано ее имя. Снова разглядывает старомодный почерк, появившийся благодаря целительному воздействию линейки на костяшки пальцев. Валери собирается подцепить клапан конверта длинным ногтем и осторожно вскрыть, но тут раздается звонок.