«Относительно тебя у меня тоже есть планы».

Нет, я не бросилась звонить в полицию.

Я могла это сделать. Наверное, так и нужно было поступить. Я вполне могла сказать копам, что когда нашла записку, обе строки уже были там. Я не обязана рассказывать им, что записка лежала в моей хлебнице. Не обязана говорить, что кто-то неизвестным мне способом сумел нанести на брошь тонкий и сложный узор, выглядевший так, будто он всегда там был.

Проблема заключалась в том, что если я не расскажу как можно точнее и подробнее обо всем, то не смогу описать, что же на самом деле произошло. Они подумают, что ко мне в дом наведывается кто-то из местных хулиганов, a я уже знала, что это не так. Знала или подозревала, и теперь настала пора честно признаться себе – подозревала с самого начала. Потому что говорила неправду.

Ложь была незначительной, но я солгала о том, что было очень важно.

Вернувшись домой в тот первый вечер после обеда с боссом и почувствовав, что кто-то побывал в моем доме, я проверила заднюю дверь и она оказалась незапертой. Так я сказала.

Но это неправда.

Задняя дверь была заперта.

Причем заперта изнутри. Как и окна на всех этажах. Как и передняя дверь, пока я не отперла ее сама. Никто не мог войти в дом снаружи, чтобы забрать записку из ящичка, а потом и брошь на кухне.

Тот, кто сделал это, находился внутри.

Не знаю, как давно… Возможно всегда. Я уже начала об этом догадываться. Он был тут с тех пор, как построили дом, на земле, которая была когда-то огороженным лугом – на небольшом холме, на опушке леса, у ручья, журчавшего теперь под землей.

До того дня, когда моя жизнь пошла наперекосяк – после того, как моя коллега сбежала, взвалив на мои плечи свою работу, – я украдкой посидела часок в интернете и провела исследование, которое, наверное, следовало провести уже давно. Я предполагала, что на каменной плите в стене моего сада раньше было выбито слово «МЕМОРИАЛ», означавшее, что здесь начинается часть сада, куда люди приходят, чтобы помянуть усопших.

Но так и не смогла найти свидетельства существования подобного уголка в нашем районе, хотя архивные материалов об этой части Лондона предостаточно, а кроме того… Кроме того, я так и не поняла, почему эта плита расположена так низко, будто предназначена для того, кто ниже среднего роста.

Я нашла упоминание о «Дарованном Саде». На любительском сайте, посвященном местной истории, без ссылки на источник утверждалось, что древний участок, принадлежавший Колледжу Святого Иоанна, – один из примеров давно забытого обычая ограждать крепкой стеной луга, холмы и леса, о которых известно, что там живут или собираются лесные эльфы, духи и другие незримые обитатели нашего мира. Я предположила, что подобные создания навсегда остаются заключенными в этих стенах. На веки вечные.

Люди, застраивавшие наш район много сотен лет спустя, не могли об этом знать. Религиозные практики и предания, сохранявшие знания об этом обычае, давно забыты. Не стоило ожидать, что они заметят, что надпись на каменной доске повреждена – словно кто-то сколол первое слово, чтобы скрыть истинное назначение этой стены.

И как раз в тот момент, когда у моей коллеги сорвало крышу, и мне пришлось прекратить поиски, я нашла сайт, где увидела очень старую карту нашей части городка Кентиш-Таун. Изображение было очень плохим, деталей почти не разобрать, однако на этой карте была виден участок внутри пятидесяти акров, принадлежавших Кембриджскому колледжу. Огражденный стеной участок не имел названия, однако, совместив старинную карту с современной, где отмечена и моя улица, я поняла, что плита с надписью находилась на внутренней стороне стены, окружавшей небольшой клочок земли.

На котором стоит мой дом.

* * *

Я разогрела обед в микроволновке, и съела его, сидя перед телевизором и сделав звук погромче. Замороженное мясо под соусом карри оказалось гораздо вкуснее, чем я ожидала. Мороженое было отличным, а потом я прикончила всю пачку печенья. Я никак не могла наесться и чувствовала странные ощущения в низу живота.

Потом приняла ванну, а, вытираясь, заметила на своих плечах тонкие, но четкие линии. Ложась в постель, я почувствовала, что в комнате пахнет свежим хлебом.

Впрочем, не совсем хлебом. В этом запахе было что-то от свежевыпеченной буханки, но теперь, когда хлебница осталась далеко, на кухне, я поняла, что на самом деле пахнет зрелой травой, согретой летним солнцем. Теплой травой или только что распустившимися цветами. Чем-то жизненно важным, но тайным.

И древним.

Я заметила, что уголок покрывала на моей постели отогнут. Аккуратно, словно надеясь на приглашение. Рядом лежал листок бумаги, на котором уже проступили слова:

«Скоро, моя красавица».

Сначала я увидела только это.

Но прямо у меня на глазах появилась другая строчка – медленно, словно ее писал проникавший в окно лунный свет:

«Мне нужна еще только капелька крови.»

И тут мне показалось, что я слышу тихий скрип старых половиц под крохотными ножками в крохотной каморке на самом верху.

Впрочем, оказалось, что он не такой уж крохотный.

Если вы понимаете, о чем я.

Майкл Маршалл Смит

Семь лет сплошных неудач. Думаю я, проводя осколком зеркала по руке, справа от длинной голубой вены, пересекающей старые тонкие шрамы.

Боли нет. Она вся внутри. И не выйдет наружу, сколько бы крови из меня не вытекало. Боли нет. Но на мгновение…

Облегчение.

На мгновение.

Но мистер L. снова зовет меня:

– Эй, Маленькая Рыжая… Поди сюда.

Зовет меня. А не других девочек. Может, потому что ему нравятся мои колючие рыжие волосы. И он любит запускать в них корявые стариковские пальцы. И я не могу сказать ему «нет».

– А ты хочешь вернуться домой? – спрашивает он. – Вернуться к своей бабушке? К старой леди, вечно занятой шитьем?

Он читал мое личное дело. Он знает что я отвечу.

– Нет. Даже у тебя лучше, чем там. – А после я не скажу ничего больше. Просто отойду в сторонку в своем уме и оставлю ему свое тело.

Темен лес, но я знаю путь. Я здесь уже бывала.

Скоро будет тропа, утоптанная и каменистая, но пальцы на руках и ногах словно иголки и булавки. Если я останусь здесь, если задержусь подольше, стану ли я навсегда одной из них?