— Если ты хочешь спать там. Да. — Я бы предпочел, чтобы она была рядом со мной, но я приму то, что смогу получить. Я буду спать на полу рядом с ней, если придется.

Она делает большой глоток кофе и ставит кружку на приставной столик. Откинув плед, она снимает ботинки и устраивается поудобнее.

— Не хочешь сначала раздеться? Ты вроде как мокрая, — я с отвращением морщу нос. — И от тебя пахнет мылом для мытья посуды.

Кей смотрит на себя сверху вниз и соглашается. Не вставая с кровати, она стягивает через голову светлую блузку и бросает ее на пол. Затем она сбрасывает юбку, и та с мягким шорохом падает на пол. Кей потягивается, как сонная кошка, и устраивается поудобнее, зарываясь в одеяла. Зевая, она признается:

— Кажется, я пьяна, Ксав.

Я сажусь на край кровати и убираю несколько прядей светлых волос с ее лица. Ее веки трепещут несколько секунд, прежде чем полностью закрыться.

— Я тоже так думаю, Кей, но я позабочусь о тебе. Я всегда буду заботиться о тебе.

Ее грудь поднимается и опускается при дыхании, черты лица смягчаются. Она засыпает еще до того, как я заканчиваю говорить.

Интересно, знает ли она, как сильно я ее люблю; интересно, имеет ли это значение. Нас свела случайность и связала месть. Она никогда не должна была стать чем-то большим, чем способ отомстить моему отцу за то, что он сделал с нашей семьей.

Но вот я здесь, смотрю, как Кей спит в моей постели, и не могу не думать о том, каким может быть наше будущее в один прекрасный день. Не знаю, как долго я сижу там, наблюдая, как она мирно спит. Несмотря на все, что произошло между нами, нас связывает неоспоримая связь. Я превратился из мужчины, который хотел погубить Кей, в мужчину, который хочет защитить ее и уберечь от опасности.

Глава 50

Кей

Веки тяжелеют, но я заставляю себя их открыть. Голова болит так, будто вот-вот расколется.

— Это не мой подвесной потолок, — стону я. Свет, льющийся через окно, вызывает у меня тошноту. — Где я? — Никто не отвечает.

Вдалеке я слышу музыку Фрэнка Синатры. В памяти всплывает воспоминание о том, как мой отец готовил завтрак воскресным утром, напевая при этом "Fly Me To The Moon".

— Я мертва, — хриплю я, заставляя себя сесть. — Я мертва, и это рай.

Но если это рай, то почему на стене висит фотография футбольной команды Блэкморского университета?

Кто-то грохочет на кухне, кастрюли и сковородки бьются друг о друга, а затем по дому разносится знакомый голос:

— Черт! — за которым следует звон бьющегося стекла.

— Папа, клянусь Богом, если это Ксавьер. — Моя молитва превращается в приглушенный стон. Я умоляю отца не впутывать моего сводного брата в это дело, но он не реагирует. Чем дольше я не сплю, тем больше узнаю неуклюжие движения огромного тела Ксавьера.

Откинув одеяла, я обнаруживаю, что спала в лифчике и трусиках. Между ног ничего не болит, поэтому я склонна верить, что не нарушила свой новообретенный целибат, переспав с Ксавьером.

— Я облажалась только потому, что пошла с ним домой, — размышляю я про себя. Это не смешно, но я все равно смеюсь. Если ты не можешь смеяться над собой, тогда над кем ты вообще можешь смеяться?

Одежда, которая была на мне вчера, в грязном беспорядке разбросана по полу, но Ксавьер услужливо положил футболку в изножье кровати. Я не хочу надевать его одежду, но альтернатива — моя грязная одежда. Я неохотно надеваю футболку, и она сидит на мне как платье.

Открывая дверь спальни, я встречаюсь с соблазнительным ароматом блинчиков и бекона. Аромат тянет меня по коридору и приводит на кухню.

Ксавьер стоит перед плитой в боксерах и фартуке вокруг талии. Я не могла слышать этого раньше, но он подпевает песне Фрэнка "Come Fly With Me", разбивая яйца в миску.

— Я не знала, что ты умеешь готовить. — Я переступаю порог кухни.

Он вздрагивает, подпрыгивая от неожиданности.

— Кей. Я не знал, что ты проснулась. — Он хватает миску с яйцами и начинает взбивать их вилкой. — Тебе чего-нибудь принести? Кофе? Апельсиновый сок? Молоко?

Я подсознательно съеживаюсь от последнего предложения.

— Молоко? — Я морщу нос. — Кто пьет молоко после пяти лет?

Ксавьер хмурится, защищаясь.

— Я пью. Я растущий мальчик, и оно способствует укреплению костей.

— Думаю, если я выпью чашку молока, меня стошнит. Что случилось прошлой ночью? — Я прислоняюсь к стойке рядом с Ксавьером. Он все еще взбивает яйца, но кивает головой в сторону тарелки с беконом.

— Поешь. Я готовлю все это не только для себя.

Если бы я была сейчас в общежитии, мы с Кристин пошли бы завтракать в столовую. У меня было бы гораздо больше вариантов, но ни один из них не пах бы так вкусно. Я беру кусок бекона и засовываю половину в рот.

— Что касается прошлой ночи, — продолжает Ксавьер, — я не совсем уверен. Я нашел тебя в Red Dawg около полуночи, и ты была одна.

— Где была Крис? — Прерываю я его.

Ксавьер пожимает плечами.

— Без понятия. Ты была изрядно пьяна, когда я нашел тебя в очереди в туалет. Я собирался отвезти тебя домой, и мне показалось, что тебе нужен кто-то, кто присмотрел бы за тобой.

Я съедаю вторую половину полоски бекона.

— Нянька, — поправляю я.

— Как скажешь. — Он хватает сковороду и начинает разогревать ее на плите. Я смотрю, как он берет ложку сливочного масла и намазывает его на поверхность.

— Дело даже не в этом.

Ксавьер одаривает меня душераздирающей улыбкой, которая превращает его обычно угрожающие черты лица в мальчишеское очарование.

— Ты любишь яичницу-болтунью? Это единственное, что я умею готовить.

Несмотря на то, что вчера вечером мама приготовила мне домашнюю еду, в животе у меня урчит от восторга по поводу этого нового предложения.

— Омлет — это здорово. Спасибо.

Он выливает яичную смесь на сковороду. Она издает тихий шипящий звук, и он хватает лопаточку, чтобы продолжать перемешивать ее. Я наблюдаю, как хорошо перемешанные желтки и белки уплотняются под его постоянными движениями. Ксавьер добавляет в смесь соль и перец, и в воздухе витает запах готовых яиц.

Хотя минуту назад мой желудок урчал от голода, сейчас я чувствую тошноту. Содержимое меняется, когда до меня доносится запах яичницы-болтуньи, и я понимаю, что меня сейчас вырвет.

Мышечная память ведет меня в ванную. Я прохожу