Вечером Цукан сгреб со стола письмо, скомкал, хотел бросить в помойное ведро, но наткнулся на удивленный взгляд жены.

— Может, чем-то помочь парню. Денег послать?

— Да ему тридцать лет скоро! Я в его годы!..

Но письмо расправил, положил на этажерку: права Маша, надо помочь.

После смерти директора прииска Назарова новый начальник не продержался трех месяцев, сбежал из поселка. Участки лихорадило, вскоре выяснилось, что нечем выплачивать людям зарплату. И жалиться идти некуда, вместо райкома уже новая Дума, да депутаты, озабоченные очередными выборами. Люди начали паковать чемоданы, распродавать за бесценок имущество.

Цукан выкупил на собственные деньги два промприбора и гусеничный трактор Т-150, удивив тем самым друзей.

— Тебе за шестьдесят, а ты снова в старатели!

— Зато у меня молодая жена, — отшучивался Аркадий, продолжая готовиться к летнему сезону.

Труднее всего в начавшейся всеобщей неразберихе давалась документация о производстве работ на новом участке. Нанял на работу старожилов с поселка Колово — уцелевших рабочих со своего участка: бригадира Журавлева, бульдозериста Иванькова, опытного промывальщика Барсукова. Раздолбая Гуськова брать не хотел, но мужики за него поручились. Троих работяг взял с Омчака. Промприбор установили и запустили запоздало, в начале июля в нижнем течении ручья Игуменский, где когда-то работала в промразведке Анна Малявина и горделиво рассказывала о том промывочном сезоне. Аркадий Цукан сел за рычаги бульдозера на вскрыше торфов. Марию уговорил вести бухгалтерию и документацию по приемке и сдаче золота на шлихообогатительную фабрику. Он знал, что там занижают значительно пробу золота, но воевать с ними не под силу. Месторождение на Игуменском считалось одним из лучших в Тенькинском районе, золото отличалось медно-золотистым цветом девятисотой пробы с небольшим количеством примесей. Здесь в пятидесятых годах подняли один из крупнейших колымских самородков весом в полтора пуда.

Работа не ладилась, потому что все снабжение рухнуло в тартарары, ГСМ с перебоями, запчасти только по бартеру, продукты втридорога. Правда, и цена золота поднялась. Но его еще нужно поднять из грунтов, перемывая сотни кубов ежесуточно. Вкрутил в дело все свои сбережения, а в августе снова не на что закупать солярку. Взял впервые в жизни кредит в Сбербанке под большой неподъемный процент. Полагаясь на мифическую удачу. А какая к черту удача, если в сутки съем два-три килограмма.

— За долги и в тюрьму посадить могут, — сказал Журавлев, то ли сочувствуя, то ли ехидничая по привычке.

— Ниче, Федорыч, прорвемся, — успокаивал всех Гуськов. — По первой всегда так.

Поздно вечером на Омчаке разыскал его горный мастер Петр Никишов.

— Возьми к себе на работу.

— Петруша, дорогой, мастером взять не могу, не тот коленкор, как раньше. Рабочим ты не пойдешь.

— Да я хоть кем. Я два месяца без зарплаты сижу. Жена поедом ест…

От накопившихся проблем по ночам на груди словно пластырь перцовый, а утром в зеркало на себя лучше и не смотреть. А тут еще Иваньков засобирался в отъезд. Работяг в поселке полно, а вот настоящих спецов мало. Едва уговорил бульдозериста потерпеть пару недель.

Рано утром разбудил Никишов. Стал торопливо объяснять, что надо переставить вашгерд ближе к трассе. С недосыпа после тяжелого дня Цукан не мог понять его торопливую скороговорку до тех пор, пока Никишов не развернул тряпочку с намытым шлихом.

— Неделю мыл вдоль ручья в разных местах. В одном месте старая брошенная проходнушка. Видимо, хищнота работала и не попала в струю, или грунт там с краю размыло весной. Короче, веришь — нет, вот это с пяти ведер назолотил. А тут двадцать граммов, не меньше.

В сентябре работали в полный рост, хотя по ночам подмораживало.

Рано утром разбудили жуткие крики со стороны туалета. Это были даже не крики, а какие-то ужасные страдальческие вопли. Возле основательного сортира с полудюжиной ячеек собрались старатели.

— Видимо, это самое, когда кишка наружу вылазит, — предположил Никишов, которого все так и звали Петруша.

— Геморрой, что ли?..

— Ага.

Первым вышел из сортира сварщик Гуськов, разбитной челябинский парень. Он едва ковылял, но при этом пытался изобразить на лице улыбку. Вторым выбрался, придерживая штаны, Барсуков. По его бледному лицу стекал пот.

— Много вас там? Что случилось?

— Да Потапов еще. Я едва вытерпел…

Он обескуражено отмахнулся, угнув бритую голову.

Цукан подошел одним из последних.

— Представляешь, мужики заболели. Машина наша на ходу. В санчасть придется везти, — заторопился по привычке бригадир Журавлев.

— Помочь? — Цукан подхватил под руку Барсукова. В лицо дохнуло спиртовым перегаром.

— Что пили? — И тут же пробило догадкой: — Настойку перцовую, да?

Бригада притихла на мгновение, следом хохот, возгласы:

— Спиртовая настойка на перце. Полечились! А ты, Петруша, говоришь — геморрой.

— Гуськов мне сказал, что это лекарство от простуды. Я и выпил-то всего полстакана. Ох, как же мне больно было утром! — пожаловался Барсуков.

Следом еще больший взрыв хохота.

— Вот я вас троих теперь полечу штрафами.

Моторист Жора Кудряшов по кличке Кудряш, похожий на цыгана, стал заступаться за «больных».

— Федорыч, им доплачивать надо. Я в цирке так не смеялся, как сегодня.

Его поддержал Журавлев. Он вспомнил, что тоже один раз пробовал эту настойку и зарекся, утром, словно каленым железом по заднице — и спасу нет.

— Ладно, уговорили, штраф минимальный, это чтоб зарубка осталась, — сказал Цукан, оглядывая старателей.

— Да мы что ж, не понимаем, Аркадий Федорович, — заблажил обрадованно Барсуков. — Да чтоб я еще хоть раз! — он хотел сказать — «поддался на уговоры Гуськова», но глянул на ехидную ухмылку товарища и промолчал.

Место у трассы, что нарыл Никишов, оказалось на редкость добычливым. За сорок лет на ручье Игуменском мыли и мыли, и перемывали разными способами, а все же золото еще оставалось. Обычно пять — семь граммов на кубометр грунта. А тут вдруг попали в струю, и с куба в иной день получалось до тридцати граммов. И все бы отлично, если бы не подводила старая техника: то насос, то бульдозер, а вахтовку — старенький ЗИЛ, ремонтировали через день. Поэтому приходилось иногда ночевать на участке в старом вагончике.

— Словно бомжи! — ругался Журавлев, подогревая утром на костре воду.

Цукан отмалчивался. А что тут скажешь, втянул мужиков в черное хлебово. Знакомый снабженец предложил списанный армейский ЗИЛ-157, машина добрая, одна беда — бензин жрет непотребно. Зато в любую погоду хоть по грязи, хоть по снегу. Сразу прояснело, стало полегче.

Неожиданно передали из поссовета телефонограмму: «21 сентября приезд корреспондента Магаданской правды для встречи с Цуканом А.Ф.» Ругнулся Аркадий не сильно, а так вскользь, для порядка. Решил заодно, чтобы время зря не терять,