Выдвигались разные варианты. Например, дать приказ специальному партизанскому отряду проникнуть на территорию полигона и уничтожить документы. Однако от этой мысли отказались – слишком ценными были результаты исследований.

По этой причине решено было не поручать партизанам захватить документы: мало ли в чьи руки могли они попасть в силу разного рода военных перипетий.

Нужно было искать другое решение.

Всего этого, конечно, не знали ни командир, ни комиссар отряда, уж не говоря о рядовых партизанах…

– Разумовская, хватит ворон считать, – резко произнес командир, возвращая ее к суровой действительности. – Ступай в бункер. Твоя задача – наладить рацию во что бы то ни стало. Остальным – занять оборонительный рубеж. Рыть окопы, насыпать брустверы.

Смертельно усталые партизаны принялись за работу, понимая, что дорога каждая минута. С неба сыпался нудный осенний дождь вперемешку со снегом. Быстро темнело.

– Глубже зароешься – целее будешь, – изрек Сеня, на секунду останавливаясь, чтобы вытереть вспотевший лоб.

Командир и комиссар ходили вдоль линии обороны, которая представляла собой три стороны правильного четырехугольника. Четвертая сторона граничила с болотом и опасности не представляла – противник с техникой оттуда появиться не мог.

Издали послышался гул.

– Танки, – определил командир.

Тяжелых машин еще не было видно – их скрывала глубокая лощина, – но мощный звук моторов уже наполнил собой всю окрестность.

– По окопам! – скомандовал Аникеев. – Без моего приказа огонь не открывать.

Показался первый танк, украшенный свастикой. Он шел по подлеску, подминая чахлые сосенки. За ним – еще несколько машин. Бронированные черепахи ползли не спеша, лениво маневрируя. Они не думали натолкнуться на сопротивление, так что фактор внезапности был на стороне партизан, и его следовало использовать в полной мере.

Дула нескольких противотанковых ружей поворачивались вслед за танками, однако стрелять было еще рано.

– Сейчас мы им устроим бенефис, – пробормотал Аникеев, вглядываясь в бинокль.

– Я – солдат, как все мы, – сказал Иванов, убедившись, что их никто не слышит. – Так что извини за прямоту…

– Давай-давай, – подбодрил его Аникеев, подкручивая винт бинокля.

– Я против твоих действий. Без приказа мы не имеем права вступать в соприкосновение с противником.

– Ты же сам знаешь, связь нарушена. В таких условиях наши действия должны диктоваться обстановкой.

– Да на кой черт мы должны защищать этот никому не нужный кусок земли? – сорвался на крик комиссар.

– Логика проста: фрицам он нужен – значит, мы не отдадим. Их явно там что-то интересует.

– Они прижмут нас к болоту и уничтожат.

– Зато фрицев с собой побольше прихватим.

– Дай-ка, – протянул комиссар руку к биноклю.

– Огонь! – в тот же момент скомандовал командир. Ударили вразнобой противотанковые ружья, застучали пулеметы, захлопали винтовочные выстрелы.

Фашисты были уверены, что займут полигон без сопротивления. Люк переднего танка был открыт, из него до пояса высунулся танкист. При первых звуках выстрелов он недоуменно повертел головой, затем юркнул внутрь, захлопнув люк.

– Ах, дьявол! Промазал, – с досадой произнес Сенечка, отрываясь от прицела винтовки.

– Готовь гранаты, – сказал его сосед по окопу.

Фашисты быстро пришли в себя. Судя по всему, связь между танками поддерживалась по радио. Повинуясь единой команде, они подравнялись и строем двинулись к полигону, на ходу стреляя. За танками шли автоматчики.

– Отсекайте пехоту, – приказал командир, – и уничтожайте ее!

– Николаич, пригнись, что ли! – не выдержав, крикнул комиссар, когда неподалеку грохнул взрыв.

– Пулям не кланяюсь, – громко, чтобы слышали все, ответил командир.

Бой разгорался. Наткнувшись на сопротивление, фашисты замешкались. Правда, пока ни одного танка подбить не удалось, но несколько автоматчиков было убито – неподвижными бугорками валялись они перед партизанскими окопами. Вскоре танки повернули и скрылись в лощине.

– Перекур, ребята! – объявил командир.

Напряжение, сковавшее людей, пропало. Послышались шутки, смех. Люди жадно свертывали самокрутки, закуривали. На землю медленно опускались промозглые осенние сумерки.

Кто-то сказал:

– До утра не сунутся.

– Не думаю, – покачал головой Аникеев.

Дождь вскоре перешел в ледяную крупку, но настроение людей оставалось приподнятым. Выходит, врага бить можно, даром что он чуть не всю Европу протопал и под сапог подмял! Вон командир во время боя под пулями не пригибаясь ходил, и ничего, жив-здоров. Несколько человек было ранено, и теперь их перевязали. В общем, не так страшен черт, как его малюют!

– Одного не пойму, – задумчиво произнес Иванов. – Если фашисты считали, что не встретят здесь сопротивления, зачем они двинули на Танеевский полигон такие силы, да еще с танками?

– Они народ предусмотрительный, – ответил командир. – Значит, решили избежать всяких случайностей. А что танков не пожалели, лишний раз доказывает, что полигон для них важен.

…Бункер, снаружи почти неприметный, изнутри оказался неожиданно огромным. Сделан он был капитально, со множеством помещений-отсеков. Разумовская не имела достаточно времени их рассмотреть, лишь мельком полюбопытствовала, заглядывая в незапертые двери. Помещения были пусты. В некоторых, правда, валялись на полу какие-то приборы. Но, видимо, они не представляли особой ценности, коли их бросили. В одной из клетушек стоял письменный стол, рядом на табурете – телефонный аппарат, по углам небрежно растыкано несколько стульев. На почти пустых стеллажах – несколько тощих папок, обычных, канцелярских.

Таня установила рацию и снова погрузилась в море радиопомех – шума и треска, которые здесь почему-то ощущались гораздо сильнее. Без устали передавала она позывные, но ответа не было.

Измученная девушка привалилась спиной к стене, устало закрыла глаза. Выматывающий душу марш-бросок через болото, а тут еще – рация, упорно не желающая работать. А ведь Таня так тщательно проверила ее перед вылетом! Разобрала, каждый узел проверила… Рация работала как часы. Как часы! Любимое выражение Сережи, к которому он пристрастился в последнее время. Где-то он сейчас? Его ведь тоже готовили к заброске в тыл врага, разумеется, с другим заданием.

Хотя она не позволила себе уснуть, но немного расслабиться все же удалось. Ее натренированное тело умело отдыхать и прогонять усталость из мышц за короткие минуты. Отерев лицо и руки носовым платком, она снова прильнула к рации. Снаружи разгорелся бой, ожесточеннее прежнего. На сей раз характер радиопомех изменился: они то усиливались, то почти пропадали. Судя по всему, источник помех находился где-то совсем рядом. Внезапно Таня услышала сильный взрыв, после чего помехи исчезли, словно их ножом отрезало. Мертвая тишина в наушниках оглушила ее. Затем ясно зазвучали позывные, после чего посыпалась торопливая дробь долгожданной морзянки…