Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо что-то делать. Для начала приберемся в квартире, физическая работа успокаивает, а то так и спятить недолго. Я развила бешеную деятельность, одновременно стирала, мыла полы, разбирала буфет на кухне. Что-то понадобилось мне в нижнем ящике кухонного стола, я открыла его и увидела нож, вернее, ручку от ножа. Это был тот самый нож, который Алик подобрал тогда, в первый вечер нашего знакомства, когда я уложила баллончиком того шпаненка. Почему Алик его не выбросил? Забыл, наверное. Случайно я нажала кнопку, выскочило узкое лезвие. Я взяла нож поудобнее и внезапно вдруг опять представила Алика с этой Леной, обнимающихся в постели, а потом одну Лену, привязанную к стулу. Как я подхожу к ней сзади и трогаю за шею. Как это говорил Максим тогда на маскараде? Я как бы услышала наяву гнусавый голос «пингвина»: «Сейчас лезвие нежно погрузится в твою плоть. Видишь, вот здесь бьется голубоватая жилка – хотя нет, ты, конечно, не видишь ее, – лезвие перережет ее, и темно-алая кровь хлынет фонтаном, заливая все вокруг, окрашивая все багряным цветом смерти. Главное – не запачкаться этой кровью…»
За окном на улице раздался какой-то шум, проехала машина, стали бросать железные трубы. Я очнулась и осознала себя сидящей на полу с ножом в руках, представляющей в подробностях убийство своей соперницы. Господи, что это со мной? Это не мои мысли!
Я впала в панику, поскорее сунула нож обратно в ящик, кое-как прибрала на кухне, и все это время меня преследовала мысль, что я схожу с ума. Неожиданно раздался телефонный звонок. Я помчалась к аппарату, надеясь, что это Алик, мне обязательно надо было с ним поговорить, но это оказался старший из моих знакомых оперов Владимир Петрович.
– Здравствуйте, понимаете, какое дело… – Он замялся.
– Что, есть какие-нибудь новости о депутате Кострове?
– Да, его семья вчера вернулась из Хургады.
– А он?
– А его с ними не было, вместо него летал другой человек.
– Как это? – растерялась я.
– Его жена говорит, что все вышло случайно, что Кострову понадобилось вдруг срочно уехать по делам, а билет и путевка уже были, так что в последний момент пришлось заменить его дальним родственником.
– Врет!
– Возможно, – уклончиво ответил опер. – В общем, его нигде нет, Кострова этого. И там, в Думе, не знают, где он. Никто его не посылал ни в какую командировку. Они думали, что он в отпуске.
– А он на самом деле лежит у вас в морге, – разозлилась я, – я вам две недели это твержу!
– Это было бы так, но дело в том, что мы через службу безопасности Государственной думы запросили группу крови Кострова. И она не совпадает с группой крови трупа.
– А две недели назад вы этого сделать не могли? – не унималась я, но опер терпеливо сносил мое хамство.
– Это процедура долгая, там у них бюрократия. Но и бардак, конечно, тоже имеется, – заключил он по-свойски. – Поэтому у нас к вам огромная просьба. Вы ведь были знакомы с Костровым, так сказать, довольно близко?
– Можно и так сказать.
– Так вот, не могли бы вы взглянуть на него там, в морге?
– Что?!
Но он не обратил внимания на мой вопль и продолжал как ни в чем не бывало:
– Голова, конечно, для опознания непригодна, но на нем ведь могут быть какие-то особые приметы. А может, вы их и так вспомните? Ехать не надо будет.
Я попыталась представить себе обнаженное тело Максима, но перед глазами стояло то, что я увидела из окна шестого этажа: нелепая куча тряпья на асфальте и бурая лужа вокруг головы.
– Вы знаете, так ничего вспомнить не могу. А почему я? Не лучше ли, если жена его опознает?
Он замялся там, на том конце провода.
– Мы еще не уверены… раньше времени шум… все-таки депутат… журналисты…
И эти тоже боятся журналистов! Как они мне все надоели!
– Ладно, но только извольте прислать за мной машину! – Я с грохотом бросила трубку.
Приехал за мной мой давнишний приятель Дима.
– Привет, давно не виделись!
– Давай, едем скорее, Володя нас там ждет, может, и Громова подъедет.
– Прямо умираю, хочу вашу Громову видеть! – фыркнула я.
– Ты это, соберись. Зрелище там, прямо скажу…
– Догадываюсь!
Но я абсолютно не представляла себе, что там будет на самом деле. В своей жизни я видела двух покойников – бабушку и отца, но там, конечно, было совсем другое дело. Спасло меня то, что лежащее передо мной нечто даже отдаленно не напоминало человека. Так я и решила к этому относиться. Голова была прикрыта простыней, а на оставшееся я должна была смотреть долго и пристально. По росту вроде подходит, хотя как правильно определить рост лежащего человека? Цвет кожи – вы меня извините, какой цвет кожи может быть у трупа, две недели провалявшегося в морозилке?
– Ну что? – не выдержал стоящий рядом Владимир Петрович, видимо, ему тоже было несладко.
– Да не знаю, – тоскливо ответила я.
Ну не могла я в этом ужасном месте представить, как мы с Максимом в постели. И не было у него никаких заметных родимых пятен, обычная гладкая кожа. Руки, форма ногтей? Руки были скрючены, ничего там было не разглядеть. И вдруг я вспомнила, что на плече внутри, ближе к подмышке, у него должен быть шрам. Максим рассказывал, что в двенадцатилетнем возрасте лазил где-то с приятелями по чердакам и сильно порезал руку о разбитое оконное стекло. Было много крови, наложили восемь швов. И до сих пор остался длинный шрам, и было видно на нем восемь рубчиков, как-то я посчитала.
К горлу подступила тошнота, в глазах темнело. Мне надо было подойти ближе и наклониться, но ноги приросли к полу.
«Давай иди! – мысленно прикрикнула я на себя. – Только что собиралась соперницу прирезать, а теперь боишься к двухнедельному трупу подойти. Уж он-то точно ничего плохого тебе не сделает!»
Я шагнула ближе и обратилась к санитару:
– Поднимите руку, пожалуйста, левую, нет, правую, точно, правую.
Санитар с трудом поднял правую руку трупа, я обошла стол, наклонилась и поняла то, о чем давно уже подозревала: рука от локтя до подмышки была абсолютно чиста. Санитар бросил руку, она упала на стол со стуком, вывернулась. И я увидела, что дальше, внизу, у запястья, виднеется белый шрам в форме полумесяца. Пускай я полная идиотка и давно уже не в себе, но я точно помнила, что такого шрама у Максима никогда не было. Поняв это, я свалилась в обморок по-настоящему.
Очнулась я уже в другом помещении, там стояла больничная кушетка и письменный стол. Человек в белом халате дал мне еще раз что-то понюхать и ушел по своим делам. Со мной остался Дима.
– Ты не бойся, ничего себе не повредила, я тебя вовремя подхватил, не дал на пол упасть.
– Спасибо, Дима.
В комнату заглянула представительная дама в очках в строгом сером костюме, я сразу догадалась, что это следователь Громова.