– Ну, что вы нам можете сказать? Опознали вы труп или нет?

В это время я пила воду и с трудом удержалась, чтобы не прыснуть ею Громовой в лицо, как это делала моя бабушка, когда гладила. Медленно проглотив воду, я с ненавистью посмотрела на Громову и сказала:

– Кого вы мне подсунули? Это не тот!

– То есть как это «не тот»?

– Не тот, и все!

– Но позвольте спросить: что вы нам тогда голову морочите? Вы же говорили, что это Костров!

– Это я вас хочу спросить: куда вы дели труп Кострова?

– Слушайте, ведите себя прилично! – Громова повысила голос. – Вы не на рынке. Давайте говорить официально.

– Вот я и заявляю вам совершенно официально, что то, что лежит там, на столе, – это не Максим Костров. У Максима был шрам вот тут, – я показала где, – а у этого на запястье и совсем не такой формы.

– А что же вы раньше не сказали про шрам?

– А вы спрашивали? И потом, в каком я была состоянии, только сейчас вспомнила. В общем, и шрам не тот, и труп не тот. А откуда же этот покойник взялся?

– Послушайте, я вам официально заявляю, что этот человек был в костюме пингвина и это он выпал с шестого этажа в ту ночь.

Внезапно меня озарило.

– Господи! Он выбросил другого! Понятно, почему тот «пингвин» так неуверенно ходил. Он же ничего не соображал, под наркотиком был.

Громова смотрела на меня как на ненормальную, только что пальцем у виска не крутила. От этого я ужасно разозлилась.

– Ну что вы на меня так смотрите? У вас пять убийств нераскрытых, а вы сидите и ничего не делаете! А сейчас еще и шестое прибавится. Я вам абсолютно официально заявляю, что там, на маскараде, мне угрожал и пытался меня убить Максим Костров – я узнала его по голосу, а уж голос-то его я хорошо знаю. А куда он потом делся, я понятия не имею. Вам его искать надо, а вы неизвестно на что время тратите! Две недели псу под хвост!

– Вы меня не учите, как следствие вести! – Тут Громова сообразила, что вместо официального разговора у нас получается спор двух соседок на коммунальной кухне, и сказала: – Сейчас вы успокойтесь, а завтра придете ко мне в десять ноль-ноль для официального допроса. – После этого она гордо удалилась.

– Уф! – Я посмотрела на Диму, робко жавшегося в углу, очевидно, он ждал, что мы с Громовой раздеремся, и не знал, как себя вести в этом случае. – Слушай, есть в русском языке женский эквивалент слову «козел»?

– Коза? – спросил он нерешительно. – Нет, не то. Корова?

– Уже лучше, но все равно не то. В общем, Громова ваша козел женского рода и еще старая креветка.

– Послушай, она меня самого иногда достает, но вообще-то она тетка неглупая и хватка у нее – будь здоров.

– А чего же она в этом деле не мычит, не телится?

– Заняты мы очень, – вздохнул Дима. – Но ты не думай, что за две недели мы по этому делу ничего не предпринимали. Громова нас озадачивала. Вот, смотри. Во-первых, как он на маскарад попал?

– Да там такое творилось, кто угодно мог проскочить. Он же в костюме был.

– Но сотрудники переодевались уже там, в офисе.

– А он проскочил, переоделся где-нибудь наверху, где ремонт, а потому в костюме пингвина его никто и не узнал.

– Дальше, костюмы эти фирма брала, так сказать, оптом в салоне таком специальном на Вознесенском, там костюмы дают напрокат. И костюма пингвина они не брали, потому что за день до этого одна женщина его взяла. Срок у них на три дня наибольший, паспорт надо предъявлять – как в старые времена.

– И что за женщина взяла пингвина?

– Ольга Головко.

– Ничего себе! И Громова все еще не верит, что Костров в этом замешан, ведь такие совпадения!

– Совпадения, конечно, есть, но ничто прямо не указывает на него. Ну никаких следов он не оставил! И в той квартире в Купчине, помнишь, куда мы тебя возили, ты нам показывала ее? Нашли мы хозяйку, противная такая тетка, сама она у сестры живет, а про эту квартиру молчит. «Знать ничего не знаю, никому не сдавала» – и все тут!

– Ну неужели вы ее пугнуть не можете? Вы же милиция все-таки!

– Да чем ее пугнешь? Вот если бы доказательства были, что ты в этой квартире бывала.

– Слушай, я вспомнила. Пуговица за диван упала! От моей блузки. Там, в этой квартире, такой бардак, сразу видно, что хозяйка неряха, она если и убирала там, то диван наверняка не отодвинула.

– Ну ладно, – сказал все слышавший Владимир Петрович, – завтра с утра ты к Громовой, а потом поедем пуговицу искать, я договорюсь. Ты блузочку-то с собой захвати.

– Ладно, а отсюда-то вы меня выпустите когда-нибудь?

– Поехали, я тебя домой отвезу.

– Домой… нет, домой не надо.

Что я буду делать дома одна? Ведь Алик наверняка вернется поздно. При этой мысли у меня заныло сердце, но я отогнала от себя печальные мысли – сейчас требовалось срочно пораскинуть мозгами. А кто из моих знакомых и родственников лучше всего соображает? Опять в голове всплыло «Алик», но Алику сейчас не до меня, так что остается кто? Правильно, тетя Надя.

– Ребята, а позвонить отсюда можно?

– Только на тот свет! – Это санитар так пошутил, работают же люди в таком месте.

Тетя Надя уже была дома.

– Здравствуй, тетя Надя, ты что, на работу не ходишь?

– Ну почему, хожу с десяти до четырех, у нас в институте дольше не заставляют за такую зарплату, да еще ее все время задерживают. Что у тебя случилось?

– Да все то же, надо поговорить, можно, я к тебе сейчас приеду?

– Разумеется, приезжай прямо сейчас.

Дима довез меня с ветерком прямо до тетиного дома.

– Как ты быстро, Маринка!

– А это меня теперь милиция на машине возит, такая я стала важная персона.

– Что это, на тебе прямо лица нет! Ты где была, на допросе, что ли?

– Хуже, тетя Надя, в морге!

– Господи! – Надежда села на табуретку.

– Ой, тетя Надя, кошмар какой, он жив!

– Да говори толком!

И я ей все рассказала: и про морг, и про чужое тело, и про то, что милиция мне не верит, только не сказала, как я приревновала Алика и хотела зарезать эту его Лену.

Тетя Надя заварила кофе и налила в рюмки черносливового ликера.

– Тут без этого не разберешься! Значит, ты считаешь, что он выбросил вместо себя другого человека, какого-то бедолагу, которого заранее туда притащил?

– Выходит, так, потому что я хоть и немного сдвинулась от всей этой истории, но все же не окончательно свихнулась, я точно помню. Я говорила с Максимом. А потом он забежал в другую комнату, и, когда мы с Аликом туда вбежали за ним, там у окна стоял уже не он, а тот горемыка, который вообще ничего не соображал, где дверь, где окно, он и выпал.