как профессионалы. Я опять вернулся к обсуждению – после того как в 1984 году на Манхэттене завершилось строительство здания AT&T, спроектированного Филипом Джонсоном, с его вершиной в стиле чиппендейл и другими дилетантскими заимствованиями. Я написал Джонсону письмо, в котором критиковал отсутствие в здании «глубокого чувства заинтересованности», и продолжал:

Тем не менее я хотел бы поставить под сомнение общее отношение, проявляющееся не только в этом здании… Если попытаться обобщить, что именно я считаю таким отношением, то я бы сказал, что это увлеченность спорными визуальными характеристиками здания, которые выступают основным предметом рассмотрения при его создании. Мотивом для такой формалистичной (а иногда эклектичной) визуальной игры, в которой нет правил, иногда служит каприз, юмор или желание вызвать потрясение, а иногда – скука или ностальгия. Не похоже, чтобы это было основано на рассмотрении образа жизни, не говоря уже о материалах, процессах и физических реалиях, которые подчеркивают смысл существования здания.

Джонсон написал мне ответ, беспечно настаивая на своем:

Эклектизм не является для меня плохим словом. Визуальные характеристики здания для меня выглядят первичными (разве мои арки более спорны, чем ваши в Иерусалиме?). В отличие от теоретиков героического периода мне кажется, что форма – это все. Сам смысл существования здания, по-видимому, заключается в форме.

Это не было встречей для достижения согласия. В былые времена Джонсон приглашал меня на небольшие собрания, которые он устраивал в своем доме на Манхэттене, чтобы поговорить об архитектуре. Эти приглашения прекратились. Авторитет Джонсона был огромным. Его слово было очень весомым, когда речь шла о выборе архитекторов для выполнения заказов и участия в жюри или об участии в выставках в музеях.

Несколько лет спустя мой сын Орен использовал название «Шутки для посвященных, публичные места» для пьесы о сексизме в архитектурном образовании. (Орен изучал архитектуру до того, как стал драматургом.) Пьеса успешно шла в Нью-Йорке, и постановку часто возобновляли. Студенты архитектурных факультетов иногда ставят эту пьесу в начале учебного года. Возможно, постмодернизм и стал очередным исчезнувшим «измом», но появившаяся вместе с ним вседозволенность преобладает до наших дней.

* * *

Только после переезда в Бостон я по-настоящему начал развивать отношения с коммерческим миром застройщиков, занимающихся недвижимостью, вместо того чтобы добиваться получения заказа на проект, где клиентом выступало правительство, учреждение или – в нескольких случаях – частное лицо. Мое вступление в этот мир состоялось благодаря Мортимеру Цукерману и его компании Boston Properties. Я познакомился с Мортом в Университете Мак-Гилла, где мы оба учились. Когда я приехал в Бостон, Морт оказался одним из тех немногих людей, которых я уже знал. Морт обаятелен и очень умен – он настоящий интеллектуал – и при этом вызывающе амбициозен. Он хотел не только быть крупным застройщиком, которым он стал, но и оказывать культурное влияние, поэтому он купил The Atlantic и позднее US News & World Report.

Во времена, о которых идет речь, Морт жил в кирпичном городском особняке на Бикон-Хилл. Он нанял знаменитого китайского повара и устраивал еженедельные вечерние салоны, где собирались писатели, журналисты, ученые, художники, политики. Морт представил меня мэру Бостона Кевину Уайту, и это знакомство привело к моему участию в ряде предложенных местных проектов. Благодаря Морту мы с Михаль познакомились с Марти Пересом, владельцем и издателем журнала The New Republic, человеком, обладавшим в те времена влиянием в Гарварде. В 1981 году мы с Михаль отпраздновали свадьбу в саду дома Марти и его жены Анны. Вскоре родилась наша дочь Кармелла, а через полтора года появилась на свет наша вторая дочь, Ясмин. Теперь мы стали семьей с маленькими детьми – это были серьезные изменения в нашей жизни.

Морт стал нашим близким другом, и вскоре эта дружба получила развитие и в профессиональной сфере. Морт в то время был занят в двух крупных проектах в районе Бостона. Один был связан с участками земли, прилегающими к старейшему бостонскому Городскому саду, – спорный проект гостинично-жилого комплекса смешанного использования. Он так и не получил одобрения. Другим проектом был Кембридж-центр – офисная, торговая и гостиничная застройка на Кендалл-сквер, сразу за мостом Лонгфелло, соединяющим с центром Бостона, по соседству с Массачусетским технологическим институтом, – который застопорился из-за скептического отношения чиновников отдела градостроительства Кембриджа. Под руководством Морта я принял кембриджский проект от своих предшественников, нью-йоркской компании Davis and Brody, и пришел совершенно к новой схеме. Возможно, помогло то, что я был новичком в городе – понадобилось какое-то время, чтобы первоначальная завеса доброжелательности исчезла.

С застройщиком Мортимером Цукерманом, 1985 г.

К тому же я выбрал другой подход: план Дэвиса и Броди предполагал размещение большой крытой автостоянки вдоль Бродвея – которому предназначалось стать оживленной пешеходной улицей, – тогда как мой проект предлагал разместить автостоянку в центральном блоке и окружить ее зданиями, благодаря чему тротуары сделались бы более оживленными. И в качестве бонуса мы предложили, чтобы крыша автостоянки, находящаяся на высоте четырех этажей над уровнем улицы, стала городским парком для тысяч офисных работников района.

Планы одобрили, и мы построили несколько офисных зданий, отель Marriott и кооператив Гарварда и МТИ, а также станцию метро и площадь. Кендалл-сквер застраивалась в условиях очень жестких ограничений, вплоть до того, что для архитектурных авантюр оставалось очень мало пространства. Она хороша – это цельный городской проект. Сходите на Кендалл-сквер сегодня – и вы увидите, что она полна жизни, полностью сформирована, деревья уже большие. Этот яркий городской район – по сути, наша работа. Это успех, но я бы не использовал слово «выдающийся».

Еще одним застройщиком, с которым мы работали, стал Ричард Коэн, который тогда жил в Бостоне и владел в Кембридже участком, выходящим на реку Чарлз. Он хотел построить жилой комплекс, который назовут «Эспланада». Здесь представилась возможность спроектировать прямо на берегу мини-Habitat в условиях, похожих на оригинальные. Мы построили 12-этажное кирпичное террасированное здание, создав частные сады, которые каскадом спускались к реке, – отсюда открывался прекрасный вид на линию горизонта Бостона и здание правительства штата Массачусетс с его золотым куполом. Ряд городских особняков, также обращенных к реке, скрывал двухуровневую автостоянку, так что она стала невидимой, хотя и была надземной. Крыша автостоянки превратилась в парк для жильцов района. Сделав блестящий маркетинговый ход, Коэн продал первые апартаменты президенту Гарварда, Дереку Боку. В академической среде, подобной Кембриджу, это можно было приравнять к неоновой рекламной вывеске.

Между тем благодаря моему общению с Мортом Цукерманом неожиданно в