Зато, усмехнулся про себя Дитрих, ампула избавит его от головной боли. Пора уходить. Deutschland über alles…

1

Около часу пополудни с одного из лысых пригорков они увидели тянущийся впереди поперек движению на север высокий скалистый подъем.

— Это она и есть, — сказал командир. — Линия Маннергейма.

По очереди рассматривали в бинокль эту знаменитую укреппозицию, о которой до того наслушались всяких легенд. Бинокль легенды подтверждал. В скальных нагромождениях, выступающих темными пятнами сквозь сползающий вниз и сдуваемый ветрами снег, в несколько рядов, одна над другой чернели амбразуры. Черные дыры лишь издали невооруженным оптикой глазам могли показаться ласточкиными домами или нишами да пещерками — прихотью природы. Зрительные трубы, приближая, выдавали их правильную, искусственно созданную форму. От леса до середины скалы тянулись ряды колючей проволоки, между рядами, казалось, нет живого места. «Колючка» держалась на кольях и на врытых в землю рельсах.[45]

Стало понятно, почему в этом районе нет наших войск — слишком неприступная позиция. Танкам на кручу не забраться, да еще валуны торчат тут и там естественными надолбами. А пехота сверху будет вся как на ладони, знай выкашивай пулеметными очередями пристреленные сектора. Да и наверняка, некоторые из амбразур — артиллерийские, сверху будут говорить и пушки.

— Да. Намертво вкопались, суки.

Кроме Жоха, никто ничего не сказал. Пошли дальше.

Дерево с голой верхушкой они отыскали уже давно, на него и шли. Трудно его было не обнаружить — высокую сосну, вознесенную игрой ветров на холм и вымахавшую там парашютной вышкой, заплатившую дань ветрам за свое вознесение освобождением главы своей от хвои и веток. А где-то у подножия того холма держалось корнями за землю еще одно дерево с вырезанной на коре буквой «S».

Проволочные заграждения на линии Маннергейма

О том, куда они идут, что ищут, знали в отряде все. И после происшествий последних дней никто не пытался не то что вслух, а и в уме оспаривать выводы командира. Тем более ничего сверхнеобычного, так выразился капитан, в этих ходах не было. Их существование легко предугадывается. За годы строительства линии вынули сотни тысяч кубометров грунта и горной породы, чего ж не вынуть еще тысячу-другую кубов. Должны были финны прорыть ходы сообщения, берущие начало на укрепленной позиции и выводящие в возможное расположение войск противника, дающие возможность внезапной атаки в самое сердце врага и свободному уходу-приходу лазутчиков в тех районах, где не стоит неприятельская армия. Вот и прорыли. И не один, надо думать. Скорее всего, по всей ширине обороны на равном расстоянии друг от друга. Конечно, все ходы заминированы. И, думается, не просто заминированы, а устланы минами. В случае необходимости — одно движение рубильника и нет туннеля, есть завал и жертвы. Для того немец и назвал неверный пароль при верно указанном месте, чтобы отряд русских зашел в подземный коридор и там был бы похоронен. Вероятно, эти ходы сообщения в местах, занятых нашими войсками, уже уничтожены, а здесь место пока тихое, спешить незачем, можно пока и попользоваться туннельчиком. Взорвать всегда успеется.

И вот он последний ориентир. Дойдя до холма с приметным деревом, они облазали округу и нашли еще одну сосну с корой, испорченной финским ножом. Смола застыла по краям татуировки на древесной коже, состоящей из буквы «S» в рамке геральдического щита. Сугробы, пополненные вчерашним снегопадом, своей девственной нетронутостью никого из людей не радовали. Пришлось искать на ощупь, погружая в снег ножи и штыки, доставать их остриями земли. И нашли. Железо ударило о железо. Потом пришлось поработать руками, саперных лопаток у них с собой не было, не говоря уж о снеговых, дворницких, с широкой деревянной лопастью. Но сугроб над очищаемым пятачком не мог похвастаться чрезмерной глубиной, и снег впятером откидали быстро.

— Похоже на погреб, — сказал Хромов.

Действительно похоже. Крышка, с которой сейчас командир ласково смахивал перчаткой последний снег, представляла собой железный лист с ручкой для подъема и закрывала люк — ну чем не вход в погреб. Только вот такими толстыми крышками погреба не закрывают. И запирают их на висячие замки, а не на врезные. И замочную скважину так не оберегают. Замочная скважина была спрятана в кольцо, сделанное из отреза трубы шириной в папиросную пачку и приваренного к железному листу крышки, а срез трубы укрыт резиновым колпаком. Капитан вытащил один из двух одинаковых ключей, чей это, немцев или финнов, сейчас было не важно.

— Так ты что, надумал войти? — встревожено спросил Хромов, приседая рядом.

— Нет, конечно. План остается неизменным. Идем к нашим, докладываем. Разрешают — ведем сюда роту, полк, дивизию, что дадут. Но надо ж убедиться, что это — оно самое и есть. А не тайный погреб с картошкой.

— А я вот подумал, вдруг нас уже приметили? Они же тоже за местностью наблюдают.

— Да пусть! Тут вблизи-то не разберешь, свой или чужой. А это место ниоткуда не просматривается, так что, если видели пятерых неизвестных лыжников, то из-за них тревогу не поднимут. А мы даже наши вещмешки поменяли на немецкие рюкзаки. Мне кажется, что такие группы, как наша, тут время от времени шастают мимо по своим делам. Вот когда ротой заходить будем, не говоря о большем, тогда следует подумать о незаметном подходе. Ну, до этого дожить еще надо…

Капитан стянул резиновый колпак.

— Давайте все за бугор! — приказал командир. — Живо. Остаюсь я. Веревку смотрите не утащите.

Они повторяли старый трюк с веревкой, для чего ее и прихватили с собой. Взлетать на воздух раньше положенного никому не хотелось. Один конец командир привязал к ручке, другой через сук корявой ели, примостившейся рядом, сооружая что-то вроде блока. Потом вставил длинный с хитрыми зубцами ключ в скважину. Повернул. Провернулось легко, щелкнуло. Еще раз повернул, и еще раз щелкнуло. Дальше ключ не проворачивался. Теперь нужно тянуть за ручку.

Командир побежал к своим бойцам, укрывшимся, как велели, за бугром. Он разматывал за собой моток веревки. Оттуда потянули все вместе. И почувствовали, как подалась под натягом веревки крышки, пошла легко, поднялась. А взрыва, в который не верил, но которому бы ничуть не удивились, так и не последовало.