И все же никто не говорит, что Кора — женщина непривлекательная.

А потом жена видит директора Седлак, с ее ярко-красными ногтями.

Никто не подумал ничего такого, когда начальница вызвала Кору для разговора.

Никто не думал, что дни Коры Рейнольдс сочтены.

Начальница говорит Коре, чтобы та села напротив, с той стороны огромного стола. В кабинете начальницы, с большим окном. Директор Седлак сидит, обрисованная солнечным светом, на фоне автостоянки перед управлением. Делает знак рукой, чтобы Кора придвинулась ближе.

— Мне было непросто решить, — говорит она, — что случилось: то ли весь мой отдел дружно сошел с ума, то ли вы… несколько перестарались.

Никто не знает, как в это мгновение сердце Коры как будто сорвалось и ухнуло вниз с высоты. Она словно оцепенела, застыла. Мы все это делаем: превращаем себя в вещи. Превращаем вещи в себя.

Эти люди — миллионы людей во всем мире, — которые пытаются спасти Бетти. Может, им стоит уже прекратить заниматься всякой ерундой. Может, уже слишком поздно.

И директор Седлак говорит: кукол рвут дети. Так было всегда. Дети, с которыми обращаются плохо, истязают и мучают все, что могут. Каждая жертва найдет себе жертву. Это цикличный процесс. Она говорит:

— По-моему, вам стоит взять отпуск.

Если вам от этого будет легче, считайте, что Кора Рейнольдс — это просто презерватив на сто двадцать фунтов…

Никто не высказывает это вслух. Но этого и не нужно высказывать.

Ей никто не говорит, чтобы она отправлялась домой и готовилась к самому худшему.

Если Кора хочет сохранить работу, ей надо будет вернуть куклу Бетти, которую она забрала домой. Сдать все плюшевые игрушки, которые она покупала на деньги из фондов управления. Отдать ключ от комнаты здоровья. Незамедлительно. Чтобы и комната, и анатомически правильные куклы были доступны сотрудникам в любое время. Кто первый пришел, того первого обслужили. Незамедлительно.

Представьте, что чувствует человек, который остановился на первом светофоре после того, как проехал миллионы миль на предельной скорости, без ремня безопасности. То же самое чувствовала и Кора. Смирение и усталое облегчение. Кора, просто кожистая оболочка, труба с отверстиями с двух концов. Это было ужасное ощущение, но оно как раз и подсказало план действий.

На следующий день, когда Кора пришла на работу, никто не видел, как она проскользнула в комнату для хранения вещественных доказательств. Там, где были ножи, пахнущие суперклеем и кровью, для всех, кому надо. Заходи и бери.

У ее стола уже собирается очередь. Все ждут, когда последний, кто брал, вернет куклу. Любую куклу. Они ничем не отличаются, если их положить лицом вниз.

Кора Рейнольдс, она не дура. Ее так просто не проведешь. И ее не запугаешь.

Детектив входит, держа кукол под мышкой. В одной руке — мальчик, в другой — девочка. Он кладет их на стол, и вся толпа подается вперед, хватаясь за силиконовые ноги.

Никто не знает, кто сумасшедший, а кто нормальный.

И Кора достает пистолет, к которому так и прицеплена бирка на ниточке. Бирка с номером дела, за которым записано это вещественное доказательство. Кора указывает пистолетом на кукол и говорит:

— Берите их. И идите со мной.

На мальчике — только белые трусики с сальным пятном на заду. На девочке — белая атласная комбинация, вся в засохших подтеках. Детектив сгребает кукол одной рукой и прижимает к груди. Этих детишек с их пропирсованными сосками, татуировками и мандавошками. Провонявших дымом травы и тем, что капает из дышащей Бетти.

Размахивая пистолетом. Кора выводит его в коридор.

Все, кто был у нее в кабинете, идут следом за ними. Кора ведет этого детектива, который тащит двух кукол, по коридору, мимо кабинета начальницы, мимо комнаты здоровья. В фойе. Потом — на улицу, на стоянку. К своей машине. Все детективы ждут, пока она не откроет дверцу.

Мальчик с девочкой усажены сзади. Кора давит на газ, из-под колес летит гравий. Она еще не успела выехать за ворота, а сирены уже гудят.

Никто и не думал, что Кора так хорошо подготовится. Бетти уже в машине, сидит впереди. В темных очках. Рыжие волосы повязаны шарфом. В ярко-красных губах — сигарета. Это французская девушка, восставшая из мертвых. Спасенная и пристегнутая ремнем, держащим ее резиновый торс в прямом положении.

Человек, превращенный в вещь, теперь вновь превратившийся в человека.

Искалеченные плюшевые зверюшки, несчастные тигрята и ненужные никому медвежата с пингвинами, все они выстроились на приступочке у заднего стекла. Кот лежит среди них, Дремлет на солнышке. Все машут лапками: до свидания.

Кора выезжает на автостраду, задние шины с визгом заносит в сторону — лимит скорости уже превышен в два раза. За ее четырехдверным седаном уже следует целая вереница полицейских машин с красно-синими мигалками. Вертолеты. Рассерженные детективы в неприметных «штатских» машинах. Телевизионщики с разных каналов, в белых микроавтобусах с огромными цифрами на боку.

Но Кора знает: она все равно победила.

Девочка с мальчиком — у нее. У нее пистолет.

Даже если у них закончится бензин, никто не тронет ее детей.

Даже если в них будут стрелять и пробьют им шины. Кора успеет расстрелять в упор их силиконовые тела. Она раскрошит им лица. Их соски и носы. Она ничего не оставит, вообще ничего. Мужикам будет некуда сунуть свой член. С Бетти она сделает то же самое.

А потом покончит с собой. Чтобы спасти их.

Только поймите правильно. Никто не говорит, что Кора Рейнольдс поступила правильно.

Никто не говорит, что у Коры Рейнольдс не было проблем с психикой. Но она все равно победила.

Люди так делают, да: превращают вещи в людей, а людей — в вещи. Туда — сюда. Зуб за зуб.

Если ее остановят, вот что они обнаружат у нее в машине, Искалеченные детские трупики. Мертвые — все до единого. Плюшевые зверята, пропитанные ее кровью. Все мертвые, вместе.

Мать-природа надевает что-то похожее на черный китель. Это то ли армейская полушинель, то ли костюм фигуристки: из черной шерсти, с двумя рядами медных пуговиц впереди. Мажоретка, затянутая в черный бархат, девушка с разрезанными ноздрями, которые держатся только на струпьях запекшейся темной крови. Она сует руки в длинные рукава и говорит Святому Без-Кишок:

— Застегнешь мне?

Она пытается пошевелить пальцами — тем, что осталось от пальцев, — и говорит:

— А то мне нечем.

Вместо пальцев — одни обрубки. Лишь указательные пальцы остались нетронутым — чтобы набирать номер на телефоне, когда она сделается знаменитой. Нажимать кнопки на банкоматах. Грядущая слава уже превращает ее из трехмерного тела в двухмерное плоское изображение.