– Не бывает цветной магии. Магия бывает только добрая и злая, алая и золотая.

Общее напряжение, сковывавшее окружавших его, мгновенно растаяло: лошадный вытянул из кармана кругляш овсяного печенья и, улыбаясь мне во весь рот, с хрустом принялся его жевать, Лаэрта выдвинулась из-за Странника, покосилась на Леди и, присев, обняла Ваньку за шею, тайком вытирая о его шерсть мокрые от слез щеки, Бармалей впервые за все время нашего знакомства ласково и грустно улыбался, даже мой лохматый знакомец из леса Леди, неизвестно как затесавшийся в нашу компанию, отпустил рукоятку топора, которую он судорожно сжимал огромным кулаком, и неуверенно заулыбался. Не хватало только Вечника, а я так хотел его еще раз увидеть, чтобы сказать, что знаю теперь свое настоящее полное имя.

Я с непонятной тоской смотрел на своих друзей и вдруг как бы со стороны услышал свой собственный спокойный, усталый голос.

– Мне пора возвращаться назад. Прощайте, друзья, и спасибо вам за все!

Странник выпустил мою руку и слегка кивнул лохматой седой головой. Лаэрта выпрямилась и, с испугом глядя в мое лицо своими огромными васильковыми глазами, выдохнула:

– Я иду с тобой… – а затем, словно оттолкнувшись от земли, качнулась ко мне и повисла у меня на шее.

Я подхватил ее на руки и прижал невесомое тело к груди.

– Радость моя, я сам не знаю, куда я иду и что со мной случится. Я не могу взять тебя с собой, но я на всю свою жизнь запомню тебя. Просто потому, что лучше тебя никого на свете нет.

Я опустил ее на землю и сдернул с пальца перстень. Яркое белое пламя вновь растворило в себе его обруч и свилось в слово «Лаэрта». Вся наша компания беззвучно уставилась на чудесную горящую вязь волшебного слова. Не дожидаясь, когда волшебное сияние начнет меркнуть, я взял ладонь Лаэрты и надел ей на палец свой перстень. Он мгновенно сжался, охватывая ее тоненький пальчик.

– Это для тебя! На память…

Все молчали. Я развернулся и двинулся в сторону короткой пустой улицы, ведущей к городской цитадели. На углу я еще раз оглянулся на своих друзей. Они не трогались с места, и их фигуры казались маленькими и сиротливыми на фоне огромной, замусоренной, пустой площади. Лаэрта как-то безвольно взмахнула рукой, и я решительно свернул за угол, отсекая все то, что мне стало дорого в этом мире.

Улица была короткая, и в самом ее начале я увидел, что на мосту, ведущем в цитадель, который почему-то не подняли, мне готовится встреча. На наклонном дощатом настиле, перегораживая мост, высилась наспех сделанная из каких-то обломков баррикада. За ней нестройно волновалась толпа вооруженных людей и бегал офицер с красным плюмажем на вытянутом шлеме. Он метался по мосту, выталкивая вперед лучников, которых набралось человек десять – двенадцать. Я широким, уверенным шагом приближался к мосту. Когда до баррикады оставалось метров десять, лучники спустили с тетивы первые стрелы. Промазать с такого расстояния было просто невозможно. Я невольно притормозил, но, ко всеобщему удивлению, ни одна стрела не попала в цель, окружавшее меня золотистое сияние просто и изящно отклонило вонзавшуюся в меня смерть. С тихим шелестом Поющий и Молчащий покинули свои ножны. И тут я в третий раз услышал пение Поющего. Только сейчас это была не песня-предупреждение, нет, мой меч пел о битве, что сейчас грянет, и о крови, которую ему предстоит пролить. И я понял, что этой крови будет немало.

Второй раз лучники выстрелить не успели. Как только их первые стрелы просвистели мимо моего лица, я одним прыжком взлетел на нелепую баррикаду и сверху взглянул на кучу облитых железом, вооруженных кукол, не похожих на живых, дышащих людей. Их было очень много, их было вполне достаточно, чтобы остановить, уничтожить, смести с лица своего мира человека, вооруженного только мечом и кинжалом. Но их было очень мало, крайне недостаточно, чтобы представлять хоть какую-то преграду для окруженного золотым сиянием урагана, обрушившегося на них.

Я прыгнул вниз, и первый рухнувший на меня топор встретил клинком Молчащего. Блестящее лезвие топора, напоровшись на черноту клинка, развалилось надвое, словно было сделано из пластилина. Воин изумленно уставился на остатки своего оружия, не замечая, как сверкающий клинок Поющего, описав справа налево серебристый полукруг, прошел сквозь металлический ошейник его кольчуги, круша позвоночник и отделяя изумленно таращившуюся голову от тела. Серебряная струя, выскочив из тела первого стражника, легко нырнула вниз, располовинив рядом стоявшего лучника, а черная молния Молчащего метнулась вправо и пронзила подскочившего офицера. Трое защитников цитадели рухнули на доски моста почти одновременно. Офицер, падая, еще хрипел и, царапая пальцами портупею, пытался дотянуться до кинжала, но хрип мгновенно оборвался под ударом черной безжалостной лапы, вооруженной живыми, лаково поблескивающими кинжалами. Первые ярко-красные, дымящиеся струйки живой морилки окрасили матовую желтизну дерева в цвет смерти. Не успели первые жертвы распластаться под моими ногами, а смертоносные клинки, изящно развернувшись, начали обратное движение, рассекая стальные доспехи, кольчуги, кожу мертвую и живую, мясо, кости, человеческие внутренности, словно это была старая гнилая рогожа. Через мгновение я сделал еще один шаг вперед, а за моей спиной осталось неподвижно лежать уже семь человек. Впереди в толпе, перекрывая общий рев, раздались истошные вопли, и двое стражников, выронив оружие, схватились за свои расползающиеся под пальцами лица. Это вступила в бой Леди.

Окружавшие меня нелепые фигуры, заходящиеся в истошных воплях, охваченные почти мистическим ужасом, не понимали, почему моя левая рука, казавшаяся им пустой, несет такую же неотвратимую смерть, как и та, что сжимала страшный сверкающий клинок, они не понимали, как узкий, тонкий, казавшийся таким хрупким, меч разрубал их тяжелые мощные топоры, но еще страшнее было то, что их оружие разваливалось от взмаха пустого левого кулака, они не понимали, почему не могут достать своим заточенным железом, своими надежными стрелами такое близкое, такого незащищенное тело. Они не могли понять, какая неведомая сила несет страшную смерть их товарищам, стоящим за их спинами, они, раз увидев, не могли оторвать глаз от чудовищного черного зверя, беззвучно и беспощадно добивавшего раненых за моей спиной.

Когда мои клинки, завершив два очередных пируэта, оставили за моей спиной еще восемь трупов, а еще трое, страшно завопив, упали в самой гуще толпы, вся эта кукольная армия бросилась врассыпную. Причем большинство предпочитало метнуться с моста в ров, чем отступать в здание замка, рискуя опять оказаться на моем пути.

Я вошел в холл замка и начал подниматься по широкой парадной лестнице. Впереди было пусто, но стальная, монотонная песня, которую выводил Поющий, не затихала. Шагая по коридорам, анфиладам, залам, переходам замка, я не пытался припомнить дорогу, по которой меня выводили на казнь, меня безошибочно вело волчье, звериное чутье, точно указывая кратчайший путь назад, в свой дом, в свой мир. Изредка мне встречались перепуганные фигуры, стремительно прятавшиеся при моем приближении. Раза два на моем пути вставали кучки защитников цитадели, но мое тело, вспомнившее присущие ему навыки, двумя-тремя отточенными движениями уничтожало или рассеивало неуклюжих, беспомощных людей.