– Хоть не все просадили?

– Маленько осталось.

– На жизнь хватит?

– До твоего возвращения продержимся.

– Круто живете!

– Молодые потому что... Слушай... Шутки это, понял? Шутки. Не полные же придурки... Ты не боись... На этой неделе все сделаем. Созреть же надо.

– Созрели?

– Не боись, мужик. Читай газеты, слушай радио, смотри телевизор... Тебе сообщат.

– Кто?

– Средства массовой информации. Сам знаешь, в стране это дело поставлено неплохо.

– Вы где сейчас?

– На боевом посту.

– С рыбалки уже вернулись?

– Лишние вопросы, мужик.

– Ни пуха, Михась.

– К черту! – И Михась отключил связь. Взяв салфетку, заботливо принесенную Фатимой вместе с фисташками, он вытер лоб и только тогда поднял глаза на Алика.

– Ну что? – спросил тот. – Отгавкался?

– Переживает.

– Ты его успокоил?

– Фатима! – Михась помахал поднятой рукой и, дождавшись, когда женщина посмотрит в его сторону, показал два растопыренных пальца – повторить, дескать, каждому еще по кружке «Светлого невского».

Когда Долгов, бестолково бродя по следственным коридорам и заглядывая в двери, не зная, к кому обратиться, наткнулся на Анпилогова, – это была чистая случайность. Точно так же он мог столкнуться с кем угодно. Анпилогов в это время пребывал в состоянии унылом и безрадостном. Текучка, которой он вынужден был заниматься, нисколько не радовала его, не возбуждала, не повергала в состояние тревоги, нетерпения и азарта. Подперев кулаком щеку, покорно кивая головой, он выслушал рассказ Долгова о том, что какие-то типы требуют с него тридцать тысяч долларов, не то, дескать, убьют его, поскольку поступил на него заказ.

– Надо же, – сказал Анпилогов и надолго задумался, глядя в окно. Там шелестели деревья, с бешеной скоростью проносилось мимо него лето, да что там лето – жизнь проносилась неудержимо, необратимо, навсегда.

– Так что, мне отдать им эти деньги?

– Как хотите, – ответил Анпилогов, все еще пребывая в своем сумеречно-печальном состоянии. – Но я бы на вашем месте не стал.

– Как же быть? Как мне дальше жить?

– А пошлите вы их подальше! Они вам угрожали?

– Да! – заорал Долгов, обиженный столь равнодушным отношением не просто к его проблемам, к его жизни. – Да! – повторил он уже потише, но тоже достаточно громко.

– Пальчиком грозили? Громким голосом кричали? Кулаками в воздухе потрясали?

– Они вооружены! У них пистолет!

– Настоящий?

– Да!

– Сейчас делают из пластмассы очень похожие на настоящие... Китайское производство, между прочим.

– При мне по бутылке бабахнули!

– И что? – спросил Анпилогов, не в силах оторваться от листвы за окном – на ветру она шелестела, трепетала и, казалось, готова была сорваться и унестись, зеленой еще, молодой и сверкающей, унестись вслед за ветром к той жизни, которая где-то шумела, трепетала, охваченная любовью и ненавистью.

– Вдребезги! – хрипло прошептал Долгов, собираясь уже подняться и выйти. Но произошло странное – этот его шепот, этот хрип, эти его сверкающие глаза, полные гнева и обиды, пробудили Анпилогова от спячки. Он встряхнул головой, встал и захлопнул форточку, как бы отгораживаясь от всех тех ложных соблазнов, которыми какие-то мистические силы хотели было его соблазнить, увлечь, а потом насмеяться над ним и бросить.

– Так, – сказал он и положил большие свои сухие ладони на полированную поверхность стола. – Пистолет, говорите?

– Да.

– Стреляли?

– Да, – с некоторой усталостью проговорил Долгов.

– По бутылке?

– Да.

– Попали?

– С первого выстрела.

– И что бутылка?

– Вдребезги.

– А расстояние?

– Метров десять, может, пятнадцать...

– Что же вы молчали?! – воскликнул пробужденный Анпилогов.

– Я молчал?!

– Ну не я же, – примирительно сказал Анпилогов. – Так, – повторил он и на этот раз опустил растопыренные свои ладони на стол с легким хлопком. – У меня к вам один вопрос... Вы кому-нибудь об этом говорили?

– Нет.

– Жене, любовнице, приятелю, собутыльнику, соратнику, попутчику? Говорили?

– Нет, вы первый.

– Ха! Как приятно даже в таких делах быть первым, – пробормотал Анпилогов. – И не говорите никому. У вас есть собака?

– Дворняга.

– Даже ей! Вы меня понимаете? Даже собаке, несмотря на ее беспородность, ни слова. Кстати, беспородные собаки умнее всех прочих. Еще неизвестно, на кого она работает.

– В каком смысле? – не понял Долгов.

– Может, у нее датчики за ушами! – сказал Анпилогов с совершенно серьезным видом.

– Шутите? – настороженно спросил Долгов.

– Если тема не допускает шуток – это несерьезная тема, – ответил Анпилогов. – Ну, что сказать... Будем брать ребят.

– Как?

– Для начала скажите им, что вы согласны дать деньги. С колебаниями, ужимками, заиканиями... Другими словами, вы должны дать понять, что решение это далось нелегко. И в зависимости от того как, где, когда, каким образом они захотят получить деньги, мы будем принимать решение. Получить деньги – это очень непростое дело. Опасное и чреватое. Посмотрим, что они придумают. И в зависимости от этого будем подключаться.

– А мне готовить деньги?

– Приготовьте куклу... Хотя нет, не надо. Не сумеете. Наши ребята сделают куклу. Как раз на тридцать тысяч долларов. Дадите им только две сотни долларов.

– За что? – вскинулся Долгов.

– Не за что, а для чего... – поправил Анпилогов. – Для куклы. Чтобы кукла и сверху, и снизу имела приличный вид.

– А, понял... Извините.

– Да ладно... И еще... Даже в этом здании, даже в этом здании... Никому ни слова.

– Вы думаете...

– Оборотни! – зловеще прошептал Анпилогов, приблизившись к самому уху Долгова.

– Здесь?!

– Особенно здесь! На каждом шагу! Видимо-невидимо!

– Как же вы...

– Приходится вертеться, – Анпилогов беспомощно развел руки в стороны. – У вас свои проблемы, здесь свои.

– Значит, я мог нарваться...

– Запросто, – кивнул Анпилогов с серьезным видом.

Такой вот разговор состоялся перед тем, как простодушный Михась с закадычным другом Аликом попали в ловушку, устроенную хитроумным Анпилоговым.