– Ой, да что мы все так официально, давайте лучше попробуем вагаси*, – вставила свое слово Маюми-сан. Она была неравнодушна к комплиментам и на этот раз услышала то, чего каждое женское сердце желает.

Все принялись пробовать вагаси. Быстро есть такую красоту не получалось, сначала хотелось насладиться внешним видом, и только потом откусить кусочек. В приготовлении чая Маюми-сан не нашлось бы равных во всем районе, поэтому к ним часто захаживали соседи на чай.

В основном разговаривала Мидори. Чонхо только иногда вставлял свои короткие комментарии. Мидори с ним занималась японским, но его знаний еще не хватало для свободного разговора. В основном Мидори разговаривала с ним на корейском. Но только не на уроках. К ним она подходила со всей серьезностью, запасшись необходимой литературой.

– Какие-то глаза у тебя интересные, да кожа какая-то смуглая… – на прощание сказал Юя-сан. – Что-то напоминает. А, вспомнил! Был у меня один знакомый. Он корейцем был, противным таким…

Мидори и Чонхо остановились, как вкопанные, ожидая продолжения.

– Но ты, я смотрю, парень хороший, – закончил отец Мидори. – Заходи еще. И береги ее.

На это Чонхо ничего не ответил, только глубоко поклонился.

*вагаси – японская сладость

Но это было четыре года назад. Сейчас отношение родителей Мидори к Чонхо совершенно изменилось, как только они узнали, откуда он на самом деле. А случилось это только через год после их первого совместного чаепития, когда отец Мидори случайно увидел его в матче сборной Южной Кореи. Тогда Мидори растерялась вначале, но потом сказала всего лишь: «А я разве не говорила?». И, в принципе, она была права. Ее не спрашивали, и она ничего не говорила.

Остаток дня она провела, разбирая и редактируя фотографии.

– Шиори! Давно не виделись!

Был воскресный день, примерно его половина. Было тепло, почти жарко, и редкое облачко прикрывало солнце. Она встретила подругу совершенно случайно, сначала увидев ее на снимке. Она просто вышла на улицу пофотографировать в свое удовольствие. Она гуляла в основном в парке, медленно и совсем не задумываясь о чем-то. Это был первый случай, когда ее не обременяли какие-то тяжкие мысли. Просматривая только что сделанные снимки, Мидори увидела знакомое лицо.

– Да, давно. Все как-то по телефону…

Она была в легком платье, как всегда. Даже когда было холодно, она надевала легкие кофточки и платья. Так же было и в этот раз.

– Как ты? – спросила Шиори, когда подошла к подруге вплотную.

– Хорошо. Только…

– Что?

– Я опять с ним встречалась, – тихо сказала Мидори.

Она присела на скамейку, Шиори – вслед за ней.

– Брала интервью, а потом… Ты, наверное, и так все видела? – Она выжидающе посмотрела на подругу.

– Да, видела. Скажи, неужели ты все еще его любишь?

– Нет! – Мидори даже подскочила от негодования, но потом опять села. – Это все он… он это сделал.

– Точно? – Шиори внимательно посмотрела на подругу. – Ну, этого можно было ожидать. Он тебе жизнь испортил и продолжает портить. Держись от него подальше… Ой, что-то мы засиделись, мне пора бежать. Мы с ребятами из компании сегодня маленькую вечеринку устраиваем, я ведь за тортом пошла. Ладно, мне уже пора, – говорила она, вставая. – Пока-пока!

И она упорхнула, словно птичка, оставив Мидори сидеть на скамейке одну.

Его не было всего один день, а она уже соскучилась по нему.

Это была первая ночь, проведенная на родной земле после долго времени. Как бы он не убеждал себя, что Япония стала ему второй родиной, эта роднее. И даже воздух здесь был чуточку слаще.

Перелет был коротким, так что уже в этот день он уже ночевал дома у матери, чтобы с утра отправиться в Ульсан тренироваться.

Мать жила хорошо, наконец-то она стала счастлива, и Чонхо был искренне рад за нее. Он помнил, как она приходила с работы, еле передвигая ноги, чтобы на следующий день все снова повторилось. Теперь она работала в другом месте, потому что просто не хотела висеть на шее у мужа, как говорила сама, но не так тяжело, совсем наоборот. К тому же она уже пятый год воспитывала второго младшего брата Чонхо, который родился в счастливой семье и не знал никаких лишений. Чонмин был абсолютно счастливым здоровым мальчуганом. Юнхо и Сун Хо тоже уже забыли те тяготы, которые испытывали раньше. Только у его матери и самого Чонхо остались кусочки тех воспоминаний, когда на счету была каждая вона.

Переночевав дома, он успел наговориться с матерью, братьями и сестрой на год вперед. В основном говорили они, Чонхо только слушал их, но и этого было достаточно. Брат обсуждал его последние матчи. Он тоже увлекся футболом, даже играл в школьной команде, но связывать свою судьбу с этим в дальнейшем не рассчитывал, больше отдавая предпочтение гуманитарным наукам. Сестра больше расспрашивала о Мидори. В последнее время они с ней не на шутку сдружились. И Чонхо рассказывал, рассказывал о ней, сам не замечая, как улыбается, только произнеся ее имя. Мать спросила о предстоящей свадьбе. Пришлось рассказывать ей все неприятности, о чем Чонхо не совсем хотел распространятся.

– Они нас всегда за людей не считали, – сказала на это мать, глубоко вздохнув.

Чонхо ничего не сказал в ответ на это.

Под самый вечер позвонила Мидори, сказала, что едет в Тайвань на неделю по работе. Это был второй раз, когда Чонхо пожалел, что не остался с ней. Две игры можно было пропустить, но отпускать ее одну туда…

– Будь осторожна, – сказал он ей. – Слышишь? Будь осторожна.

– Да я уже не маленькая, – рассмеялась Мидори. – Буду только в отеле и на встрече политиков, больше нигде. А ты лучше выигрывай побыстрее и возвращайся домой.

– Постараюсь, – улыбнулся Чонхо.

Но заснул он все же с неспокойным сердцем.

На следующий день он уже ехал в Ульсан, задумчиво уставившись в окно скоростного поезда. Мин Хон поехал с ним, встретившись с ним утром еще до поезда в Сеуле. С ними же был и Мин Ву. По дороге, сидя в скоростном поезде, братья как всегда тысячу раз поругались и полторы тысячи раз помирились, шутили и подшучивали над бывшим капитаном, чего он как бы не замечал до поры до времени, а потом в тысяча первый раз сделал им такой выговор, что они сразу притихли, и снова уставился в окно.

А в окне мелькали деревья, на которых распустились листочки, мелькали дома, традиционные ханок* и совершенно современные, в десятки этажей, мелькали автомобили, проезжающие параллельно движению поезда, мелькали люди. Чонхо смотрел на