– А скажи мне, достопочтенный, – продолжал я приставать к Даораку, – не мог ли Брахма дважды додуматься до человека?

Даорак в глубокой задумчивости наклонил бритую голову, так что на меня смотрел только третий, вытатуированный глаз. Я решил пояснить:

– Быть может, он разгневался и уничтожил первых людей, населявших Колесо. А потом создал человека заново. Но где-то среди небесных сфер все еще можно найти руины и артефакты древних.

– Ничего подобного у нас не происходило, – медленно проговорил посвященный. – Когда Брахма разочаровался в Изначальных, он просто измыслил людей и благословил их на господство во всех мирах Колеса.

М-да, с этим не поспоришь. И вообще, такие вопросы с наскока не решаются…

Слуга Абу Чандраканта вновь появился в галерее.

– Нижайше прошу прощения, достопочтенные, что прерываю вашу беседу, – запыхавшись, проговорил он, – но великий раджа просит вас прибыть в его покои.

Мы проследовали за слугой, который повел нас через хвостовую рубку, так как резиденция великого раджи располагалась в противоположной части гондолы. В ходовой рубке мирохода я оказался впервые и, разумеется, не мог не задержаться хоть на минуту, чтобы осмотреть приборы и механизмы управления. Находившиеся в ней асуры позволили мне это, правда, без особого энтузиазма.

Почетное место в рубке занимал штурвал. Двойное металлическое колесо метра два в диаметре, отполированное ладонями нескольких поколений рулевых. На втором почетном месте находился впечатляющих размеров манометр, замеряющий давление газа в несущей оболочке мирохода. Указатели забортного давления, расхода топлива, скорости и прочие пребывали в почетной ссылке на негерметичной площадке, вынесенной за пределы рубки. Показания с них можно было считывать либо через специальное окошечко, либо – выходя наружу в уже знакомом мне скафандре, что висел рядом с дверью. Возле штурвала красовался машинный телеграф, – надо думать, для связи с механиками, обслуживающими мотогондолы.

Машинерия была сделана с изяществом и вкусом. Начищенная медь, полированное дерево, инкрустированные самоцветами рукояти машинного телеграфа, затейливая резьба на окаймляющих смотровые иллюминаторы рамах, пестрый ковер на полу – всем этим можно было любоваться часами. Я бы с удовольствием остался здесь и понаблюдал за работой асуров-навигаторов, тем более что «Каши» шел сейчас задним ходом и хвостовая рубка была ведущей. Но слуга помазанника Глазова нетерпеливо потянул меня за рукав.

Короткий переход – и мы в покоях раджи Абу Чандраканта.

По сравнению с ними резиденция покойного Аджант-Бабы на «Аравинде» была жилищем нищего. И если в рубке царили изящество и вкус, то здесь в глаза лезло богатое безвкусие. Слишком много ковров, хрусталя, золота, статуэток и прочих безделушек. Я словно оказался в квартире дебелой мещанки. Впечатление усиливалось бабским обликом хозяина, что встречал нас со сладкой улыбкой на жирном лице. Никакого поджатого хвоста в облике помазанника Глазова я не заметил. Великий раджа был слегка высокомерен, но гостеприимен. Он пригласил нас к достархану, на котором стояли блюда с мясом, овощами и фруктами. Пиалы с зеленым чаем были прикрыты плотными крышками с узкими носиками, из которых курился ароматный парок.

Мы расположились вокруг стола на мягких подушках – хотя с тем же успехом могли разлечься и на камнях. В невесомости пить из открытой посуды могли только сумасшедшие. Как ни смешно звучит в нынешних обстоятельствах, орбитер-майор Лазар к таким не относился и поэтому не стал притрагиваться к своей пиале. Ну не умел я пользоваться такими сосудами в невесомости! В тесных вместилищах космических кораблей и станций фарфор – бессмысленная роскошь, как и другие предметы, которыми были набиты покои хозяина «Каши».

Я взял с блюда гроздь винограда и принялся аккуратно ее обгладывать, исподтишка наблюдая, как Чандракант и Даорак выцеживают без малого кипяток из хрупких пиал, в промежутках между глотками обмениваясь ничего не значащими замечаниями о забортной погоде и самочувствии. Раджа пожаловался на ревматизм, попутно заметив, что велел навигаторам поднять «Каши» как можно выше грозового фронта. Посвященный посоветовал натирать суставы брюшным жиром быкоящера. Потом они заговорили о политике. Тема была интересная, но я не понимал большую часть многозначительных намеков на неизвестные мне обстоятельства, да и произносимые с разными оттенками уважения имена были мне незнакомы. Все-таки для владельца четверти Синфеона я был поразительно невежественен.

Неожиданно выяснилось, что они говорят обо мне. Причем так, словно я нахожусь где-то далеко-далеко. Прислушавшись, я понял, что речь идет о каком-то другом Избраннике. Достопочтенные сетовали, что предыдущий перехожий не оправдал надежд, возложенных на него Диваном, что новых виман нет и пока не предвидится. Я хотел было спросить, о каком Избраннике они говорят, но тут раздался душераздирающий скрежет, и гондолу тряхнуло так, что нас разбросало по углам резиденции раджи. Все незакрепленные предметы сорвались с места. Мясо, виноград, статуэтки, подушки, пиалы, с которых соскочили крышки, полетели нам в головы. Благо хоть чай успел остыть, и его мутно-зеленые капли, повисшие в воздухе, почти не обжигали.

Поминая всуе «мразь Изначальную», Абу Чандракант яростно затряс колокольчиком. Скрежет и вибрация продолжались. В покои раджи кубарем вкатился слуга, повис раскорякой посреди хаоса.

– Что они там, ополоумели?! – гаркнул хозяин мирохода.

– Щуполов, великий раджа, – доложил слуга. – Громадный… Прилип к оболочке…

Расталкивая предметы роскоши, мечущиеся от переборки к переборке, я подобрался к иллюминатору. Но не увидел ничего, кроме округлой блямбы, прилипшей к стеклу снаружи. Больше всего она походила на гигантскую присоску на щупальце моллюска.

– Зрак отвернулся от нас! – патетически возопил Абу Чандракант.

– Не от нас, а от тебя, достопочтенный, – холодно возразил посвященный Даорак. – Ты не захотел рисковать своим мироходом, чтобы спасти потерпевших крушение братьев с «Аравинды», но Зрак все видит, и Брахма наслал на тебя тварь Изначальную…

– О горе мне, горе! – запричитал раджа, зарываясь лунообразным лицом в мокрые подушки.

– Пойдем, Лазар! – обратился Даорак ко мне. – Надо спасать виману.

Мы выбрались в кольцевую галерею. Здесь царило оживление. Асуры из команды «Каши» будили пассажиров, главным образом – гвардейцев салара Рахула, и вытаскивали их из кают. Сам Рахул, невыспавшийся и потому мрачный, теребил седой ус и злобно зыркал в иллюминатор, за которым ерзали щупальца гигантской твари. Пассажиров построили в шеренгу, мы с Даораком притулились с краю. Появился десятник Шекар, командующий на мироходе абордажно-спасательной командой. Оглядел нас, скривился болезненно. Во рту десятника явно не хватало зубов.

– Так, достопочтенные, – прошмакал он, – потом отоспитесь… Здоровенный щуполов принял нашу виману за свою самку, и если мы не пошевелимся, он ее… Ну, вы поняли… Короче, влезаем в требуху, серпы в руки – и на внешнюю палубу, очищать борт от посторонних предметов. Налеее-во! По двое в гардеробную, арш!