Остальные сотрудники фирмы и участники съемочного процесса стали коситься в нашу сторону, помня о напряжении между мной и музыкантом. Температура в помещении выросла на пару градусов, а звуки вокруг стихли. Публика выжидала, закончится наш диалог скандалом или пронесет, и можно работать дальше.

- Рада вас видеть, Валера, вы изумительно выглядите, - кажется где-то позади раздался облегченный вздох моего ассистента. Впрочем, все снова напряглись, когда я добавила: - Но попрошу не приходить на работу с бодуна, от вас просто разит!

- Пью когда хочу, мое право, - огрызнулся Серпантин и, подмигнув мне, почапал в сторону импровизированной сцены.

Образ алкоголика, пускай и бутафорского очень грел душу старику. И приходилось тщательно поддерживать легенду о том, что он гуляка, драчун, правительственный оппозиционер и просто лев в постели, не смотря на седину и слабенькое сердце.

Сегодня мы планировали снять выпуск с семейным психологом, которая работала в кризисных центрах и помогала жертвам насилия выйти их травматичных отношений. От волнения у меня дрожали руки: поиск такого специалиста занял много времени и от ее компетенции зависел успех всего фильма.

Если она подтвердит недавние слова Серпантина: сами бабы дуры и виноваты в оплеухах, то это значило очередные финансовые и временные потери. А помимо нехватки денег, мой телефон обрывал застрявший на островах генеральный, которому очень не терпелось продать фирму. Сейчас мне особенно нужно наконец перестать лажать и показать, что я умею работать.

«Маленькая победоносная война», - повторила цитату российского дипломата, который хотел взбодрить народ ошеломительной победой. А потом вспомнила, что война, которую он развязал, закончилась крахом и привела к революции. Ох, не повторить бы этот опыт. Посмотрела на макушку Серпантина, прикидывая, удастся ли впихнуть его дулю под буденовку. Образ эпатажного коммуниста тотчас сложился у меня в голове.

- О чем задумалась, - промурлыкал кто-то над ухом, а в следующую секунду Игнатовская рука притянула меня за талию к себе. Я обернулась и встретилась взглядами с Виталиком. Тот едва заметно улыбался.

- Приехал? – не то удивилась, не то обрадовалась я.

Виталика здесь быть не должно. Всю неделю после Питера он разъезжал по стране и даже когда был дома, не мог выбраться из офиса раньше полуночи. То есть, картавый слово держал и из свиданий мог только…позвонить. Хотя и на это нужно времени, так что довольствовались коротким «скучаю» по смс раз в сутки.

- Я буквально на пару часов, Ян, если останется время, сможем пообедать.

Осторожно, так чтобы другие не заметили, я боднула головой его плечо в знак согласия.

- Спасибо за чай.

- Уже доставили? Я переживала, вдруг Ирочка забудет тебе передать, - затараторила я, прекрасно зная, что секретарша Мельницы ни о чем не забывает. И мой подарок Игнатов должен был получить в первый же день после возвращения.

- Да, Ирина оставила коробку на столе, но, пожалуйста, больше не делай мне таких подарков.

- Тебе не понравилось?

Виталик на мгновение задумался и осторожно покачал головой.

- Нет, не очень. Я…не надо за мной ухаживать, мне не комфортно в этой роли.

Я смутилась:

- В какой роли? Это ведь здорово, когда о тебе заботятся другие, разве нет?

- Нет, - резко ответил Игнатов, но, увидев расстройство на моем лице, постарался перевести тему: - Ты получила цветы?

Я вспомнила огромный букет роз, доставленный сегодня курьером и кивнула. Цветов было столько, что пришлось разделить их и рассовать по разным вазам. За утро удалось воплотить в жизнь любимую песню Пугачевой. Миллион алых роз и одна рассерженная женщина в придачу. Розы я ненавидела так же сильно как людоед соевые котлетки.

- Понравился? – Виталик внимательно смотрел на меня, будто пытался считать реакцию.

В любой другой ситуации я бы ответила согласием. Потому что дорог не подарок, и все такое и так далее и тому подобное. И маме, и подруге и даже Олегу я бы радостно соврала и ближайшие лет сто получала ненавистные магнитики на холодильник и шоколадные пирожные, потому что когда-то давно смолчала. Но сейчас почему-то казалось важным сказать правду. Всем остальным – нет. Ему – да.

- Не очень, - я запоздало подумала, что могу обидеть своего мужчину, а потому добавила, словно это могло как-то сгладить слова: - Мне нравятся другие цветы.

- Какие же? – Виталик незаметно провел пальцами вдоль позвоночника, заставляя меня вынуться вперед и отстранился, наблюдая за реакцией. Несколько секунд мы буравили друг друга взглядом и наконец Игнатов сдался: - А знаешь, лучше молчи. Так даже интересней, мог сразу догадаться, ты ведь большая оригиналка.

Мой ответ потонул в шуме голосов. Ассистент хлопнул в ладони и по-киношному закричал:

- Мотор, пишем!

Взгляды всех присутствующих устремились на сцену, туда, где стояли кресла в форме яиц, больше похожие на орудия для пыток. В них скрючились две фигуры: Серпантина и семейного психолога.

Съемка началась. Все напряженно замерли, делая ставки, на какой секунде Серпантин выкинет что-то эдакое, а я скрестила все, включая пальцы на ногах и кишечник, молясь, чтобы этот съемочный день прошел без эксцессов…

Я тревожно вглядывалась в лицо психолога, гадая, какую пакость судьбы можно ожидать сегодня. Перед нами была простая, даже привлекательная на вид женщина. Располагали к себе и манера, с которой она держалась, и проницательный взгляд, и выбранное для съемок платье, легкое и струящееся, оно не перетягивало акцент камеры на себя. Игнорируя съемочную команду, психолог спокойно сидела в неудобном кресле, и даже не обращала внимания на налипшую на лоб прядь длинных волос. Другая бы изнервничалась уже, а эта ничего, держится.

Движением руки я дала сигнал ассистенту, чтобы гример собрал прическу нашей гостьи, распущенные волосы испортят запись. Тот кивнул и остановил съемку. Настоящая работа пока не началась, мы пристреливались, прищелкивались и просто выстраивали кадр.

- Ей бы волосы собрать, - шепнул Игнатов мне на ухо, пока к площадке торопилась наша гример, совсем молодая девочка студентка.

- Сейчас все сделают.

Внутри укололо глупое чувство: хотя мы оба и думали в одном направлении, со стороны все выглядело так, что один отдавал приказы, а второй подчинялся. Я взглянула вверх и внимательно посмотрела на суровое, лицо Игнатова. Ни грамма бахвальства или чувства превосходства над слабым. Он по-прежнему сосредоточенно следил за ходом работы, не желая терять из вида ни детали. Может мне просто показалось…а может и нет…

Наконец оператор включил камеру, и, по наступившей