Всадник обернулся.

– Простите великодушно, я не знаю, я в этих краях впервые. Был там единожды, но дорогу указать не могу.

И тут Лизанька его признала.

Первое чувство было – страх. Ведь этот человек – вор, преступник, по нему сибирская каторга плачет. Так сказала бабушка, а она знает жизнь, много повидала. Слушая такие слова, Лизанька чуть от стыда не сгорела. Ведь когда попросились на ночлег незваные гости, она испытала острую жалость к белокурому страдальцу, которого мощный бородатый кучер внес на руках. Она даже, переборов застенчивость, приходила к нему в комнату вместе с Агафьей, приносила питье – кисленький взвар, от которого ему явно делалось легче.

О том, что гости на самом деле воры, первая догадалась Агафья, после чего вся дворня с них глаз не спускала. И вот – встреча в лесу…

Он, этот страдалец, уже не походил на умирающего, держался в седле прямо, но то, что не отводил от Лизаньки взгляда, ее пугало. Чего ожидать от вора? Не отнимет ли коня?

– Сударыня, – сказал бывший страдалец, – вы, сдается, внучка госпожи Чернецкой?

– Да, княгиня мне бабушка. Меня уже всюду ищут! – воскликнула Лизанька. – Бабушка разослала людей! Прощайте!

Она заставила Амура сделать вольт и пойти рысью прочь, подальше от такого сомнительного знакомства.

– Сударыня, куда вы?! – крикнул вслед страдалец. – Там же болото, увязнете!

Лизанька не ответила, но натянула поводья.

– Сударыня, я знаю, тут есть просека! Верстах в двух! По ней здешние крестьяне по дрова ездят! Позвольте, я вас к просеке провожу, чтобы вы могли хоть выехать из леса!

Лизанька обернулась.

Страдалец даже не пытался приблизиться.

– Поезжайте за мной следом, я вас выведу к просеке! – закричал он.

Лизанька была неопытна, и такое поведение кавалера ее сильно озадачило. Вдруг осенило: да он же понял, что собеседница его боится!

Девушка действительно в Москве, в доме отчима, была робка и пуглива. Она и бабушки побаивалась, хотя к ней почти привыкла. Чужих она дичилась и ничего в этом постыдного не видела. Но сейчас… Этот негодник принял ее за трусиху?!. Было в его отношении нечто оскорбительное, а что – Лизанька сама себе не могла бы объяснить.

Она опять развернула Амура и медленно поехала к странному собеседнику.

– Сударыня, наша встреча была такова, что вы Бог весть что обо мне и моих товарищах подумали. Странствуют какие-то подозрительные, что-то врут… Я не таков! – воскликнул он. – Разрешите представиться – Александр Коробов, к услугам вашей милости!

Он выпалил это так отчаянно, что Лизанька снова забеспокоилась – непременно ведь новое вранье. Ей и в голову не пришло, что этот человек впервые в жизни рекомендует себя девице.

Что отвечать – она не знала. Услышав такое в гостиной, пусть хоть в бабушкиной, она бы взмахнула веером и сказала, что счастлива сделать знакомство, так ее научили материнские подруги. Но какое может быть счастье в лесу? Лизанька предпочла промолчать.

– Я поеду вперед, вы благоволите следовать за мной.

– Да… – прошептала девушка.

Амалия то верила Весселю, то не верила.

Когда рядом с ним был бородатый Бейер, говоривший по-немецки изысканно, как придворный, – верила. Этот господин Бейер умел объяснить неловкость Весселя, говорил приятные слова, хвалил изящные руки Амалии, ее нежный голос, был галантным кавалером. Вессель при нем тоже становился любезен и галантен.

Но когда они оставались наедине – бывший жених терялся, мямлил, бубнил невнятно. О том, что хорошо бы наконец пожениться, даже не упоминал. И видно было – очень Бейера боится.

Через несколько дней после той встречи в жизни немки случилась некоторая перемена.

Уговорил Амалию приютить гостей во флигеле, естественно, Бейер. Охотничий домик, того гляди, рухнет постояльцам на головы. А во флигеле тепло, сухо, можно устроиться с удобствами на войлоках, укрыться одеялами. Он обещал, что спать гости будут там поочередно – кто-то должен же оставаться при лошадях. Но Клаус проболтался – лошадей он отвел на постоялый двор, там же стоит и экипаж.

Судя по всему, что-то испугало Бейера. Вессель, глядя на него, чуть ли не дрожал. Один Штанге был спокоен, как мраморный Сатурн в Летнем саду. И это очень беспокоило Амалию – ей все казалось, что плечистый урод малость не в своем уме. Однако заботы Бейера мало что значили рядом с ее собственными заботами.

Амалия очень волновалась. Будь она поопытнее – ночью, постелив Весселю подальше от его товарищей, пришла бы к нему и стала его любовницей. Но она не знала, как себя вести с мужчиной, чтобы в нем проснулось желание. По ее мнению, это мужчина должен добиваться от девицы близости и ласкать ее руками и губами. Служа в модной лавке, она слыхала от товарок, что и женщины проделывают всякие штуки руками и губами. Но ей было стыдно даже слушать об этом.

К флигелю можно было подойти по довольно крутому склону и влезть в окошко. Амалия сама не лазила там, нога не позволяла, но этот путь был ей известен, и она показала его Весселю и Бейеру, а они – Штанге и Клаусу. Очень уж не хотелось ей, чтобы гости проходили через сад. Они являлись с наступлением темноты и уходили до рассвета, но садовник с подручными мог их увидеть. Да и псы, охранявшие ночью усадьбу, не всегда бегали по заднему двору – их и в сад частенько выпускали.

Амалия умудрялась таскать провиант то с поварни, то с ледника. Это были захватывающие приключения. Ей помогала Лизанька, искренне желавшая супружеского счастья подружке. Разумеется, всех подробностей Амалия ей не рассказывала – девушке довольно было знать, что жениха с невестой разлучили, а потом они снова встретились. Помогать в этих тайных встречах, стоять на страже, чтобы никто не помешал беседам Амалии и Весселя, – это было неслыханным счастьем для девушки, жившей до сего времени без подруг и не видевшей в своем окружении ни одной души, истинно влюбленной.

Вдобавок Лизанька помнила того полумертвого гостя, у постели которого сидела, и каждый вечер, каждое утро просила Господа смилостивиться над болящим. Она не влюбилась, нет, какое там! Просто первый молодой человек, которому она осмелилась посмотреть в глаза, не мог не врезаться в память и просто обязан был являться в снах.

Две ночи подарила судьба Амалии, потом словно бы сказала: имела ты, девица, возможность, не использовала ее, вот тебе третья ночь, коли и теперь не попытаешься – сама виновата. Бейер успокоился, сказал на рассвете, что следующую ночь он со Штанге проведет в лесу.

Но в ночь, когда должны были прийти Вессель и Клаус, их отчего-то все не было и не было.

Амалия притворилась, будто легла, потом довольно поздно пробралась во флигель – никого… Она опять легла, но не спала, маялась ожиданием. Наконец она тихонько вышла из своей каморки и, стараясь не стучать костылем, пошла в дальний флигель.