Волосы ее были теплыми потому, что под их шелковым покрывалом лежала ее рука. Он понял это, случайно наткнувшись на нее, и осторожно провел по ней пальцем, до самого запястья. Маргарита, наверное, частично скатилась с тюфяка, а ее рука упала на каменный пол, словно пытаясь дотянуться до кровати.

С его губ чуть не сорвалось проклятие, когда он спросил себя, не замерзла ли она, прикрыто ли ее тело покрывалом и что нужно предпринять, чтобы ей было удобнее. Он не мог просто повернуться на другой бок и снова заснуть: его слишком беспокоили мысли о том, что она, возможно, к утру отлежит себе что-нибудь, или замерзнет, или даже заболеет.

Астрид спала, что называется, как мертвая. Он мог бы разбудить ее и велеть позаботиться о хозяйке, но при этом он неизбежно побеспокоит Маргариту. Дэвид этого совершенно не хотел: отчасти потому, что ей и так приходилось часто вскакивать среди ночи, но также и потому, что ему не хотелось открывать ей, как он ласкал ее в темноте.

Оставался только один выход из положения.

Мысленно осыпая себя солдатскими проклятиями на разных языках, Дэвид осторожно слез с кровати и опустился на колено у тюфяка Маргариты. Используя только чувствительные кончики пальцев, слепо глядя в черноту над ее головой, он провел руками по ее телу, прикрытому тонким летним покрывалом, пытаясь понять, где изгиб ее бедра, а где — колена. Как он и подозревал, она лежала скорее на полу, чем на тюфяке, перевернувшись во сне на живот.

Он провел рукой выше, коснулся ее плеча, прикрытого тонкими прядями. Неожиданно у него перехватило дыхание.

Ее плечо не было прикрыто ничем, кроме волос.

Ее плечо было полностью, совершенно голым.

Несколько бесконечно долгих мгновений его мозг отказывался работать. Когда Дэвид немного пришел в себя, у него пронеслись одна за другой с десяток мыслей. Многие спят обнаженными, особенно летом. Да, многие, конечно, именно так.

За все время, проведенное в его комнате, Маргарита ни единого раза не ложилась спать обнаженной. Она спала в одежде, да еще и заворачивалась в покрывало, словно заключая себя в броню.

Что означает такая перемена в привычках? Можно ли рассматривать это как приглашение? Может, он должен был вернуться гораздо раньше и обнаружить ее раздетой? Она ждала его в таком виде?

Означает ли это что-нибудь вообще? Или она слишком устала от заточения в одежду ночами?

Как бы то ни было, он не мог оставить ее лежать на холодном сыром полу. Она непременно простудится, если он ничего не предпримет.

Проводя пальцами по ее волосам, он добрался до ее головы, а затем нашел лоб. Кожа на лбу была прохладной, нежной и атласно-гладкой, в отличие от его грубых, мозолистых пальцев.

Лучше ему побыстрее довести до конца начатое, пока он не совершил ничего, о чем потом пожалеет.

Наклонившись, он хотел просунуть руки под ее спину и бедра так, чтобы не слишком сильно сдвинуть с нее покрывало. Вот только покрывала на ней не оказалось. Его пальцы наткнулись на теплую обнаженную кожу. Одна рука безошибочно легла на сладкую, нежную сферу ее груди, другая распласталась по мягкой, плоской поверхности ее живота.

По позвоночнику поползли капельки пота, собираясь в лужицу между лопатками. Ладони у него горели. Рот наполнился слюной от отчаянного желания вкусить гладкую теплую плоть. Внизу живота все сжалось, а штаны неожиданно оказались ему тесны — так распухла эта часть его тела.

Да поможет ему Господь и все святые!

Сцепив зубы, он поднял ее и начал осторожно опускать на тюфяк. Она пошевелилась, пробормотала что-то и повернулась к нему. Внезапно она резко вдохнула и окаменела в его руках.

— Не кричите, — прошептал он, склонившись над ней и стараясь не думать о том, где сейчас находятся его руки. — Это не то, что вы думаете.

Она снова задышала, положила ладонь ему на предплечье и осторожно села. Ее дивные изгибы выскользнули из его рук. Он разочарованно вздохнул по такой потере, не сумев сдержаться.

Ее пальцы на его руке напряглись.

— Вы уверены, что это не то, что я думаю? — спросила она так тихо, словно, вздохнула.

Она уснула. Да как она могла уснуть?!

Маргарита твердо решила дождаться Дэвида и, как только он войдет в комнату, сесть в постели, безыскусно демонстрируя ему свою наготу. И Астрид, и Оливер утверждали, что мужчинам тяжело устоять против такого соблазна, не так ли? Почему Дэвид должен быть исключением?

Время шло, и от шороха дождя ее стало клонить в сон. Фитиль в маленькой лампе сгорел до конца, оставив ее в темноте. Ей казалось, что, если она на секундочку закроет глаза, сон не сморит ее.

Если бы она не спала, когда он в первый раз коснулся ее, то она, возможно, притворилась бы спящей, чтобы узнать, как он поступит дальше. Но теперь, когда она сама отстранилась от него, ей придется остаться в неведении. Маргарите хотелось заплакать. Если бы она не заснула, она бы сообразила, как именно начать соблазнение. Приятное покалывание в тех местах, которых касались его руки, заставляло ее думать, что, возможно, она, к тому же, получила бы немалое удовольствие.

Она продемонстрировала свою готовность пойти дальше. Теперь все зависит от него. Она ждала, и сердце в ее груди трепетало от нетерпения.

— Вы частично лежали на полу, и… и я подумал, что вы простынете, — тихо проскрипел он. — Я просто хотел, чтобы вам было удобнее.

— Вы прикоснулись ко мне.

— Но я не знал…

— Не знали, что я сняла одежду. Я понимаю. — Она помолчала, пытаясь придать голосу ровное звучание. — Полагаю, я совершила ошибку, поскольку ночи сырые и прохладные, и… и одного покрывала недостаточно, чтобы согреть меня.

— Вы не понимаете, о чем говорите, — прошептал он.

— Неужели? А может, вы просто не желаете этого слышать?

— О, я желаю, но…

— Я много слышала о вашем искусстве обращения с дамами, но видеть мне довелось весьма немногое. — Она не понимала, откуда у нее взялась смелость произносить такие речи. Ей казалось, что, пока она спала, ею овладел некий смелый дух.

— Вы слышали… ах, Оливер! Я ему за это шею сверну.

— Но почему?

— Он лезет не в свое дело.

Она тоже так пару раз подумала.

— Но почему он так поступает?

— Просто он чересчур назойлив и к тому же считает, что он лучше меня самого знает, чего я хочу. Он думает, что знает, какой я… Господи, Маргарита, я просто мужчина, и я так хотел…

— Чего? — Слово само сорвалось с ее губ.

— Касаться вас и в других местах. — Действуя вслепую, он положил ладонь ей на талию, затем осторожно сунул руку ей под спину и приподнял ее, так что она встала на колени. Он привлек ее к себе, и она, подчинившись его воле, прильнула к его могучей груди. — Я не могу взять вас и никогда так не поступлю, — продолжал он, касаясь губами ее волос, — но я могу показать вам кое-какие удовольствия, если позволите.