– Я все уже сказал.

– Ты? – смеются они. – К завтрашнему утру, Вилфрид. Вишенка на твоем торте. Мы очень-очень ждем.

Захожу на кухню, сажусь. Лили подменяет меня за стойкой. Она это уже делала. И у нее неплохо получается.

С глубоким вздохом склоняюсь над листком бумаги.

Дорогой гонщик.

Смотрю на эти два слова уже час. Кажется, что остальное постепенно придет само, вот только ничего не приходит.

Жажда. Только она и пришла.

Я захожу в кафе. Жду. Слышу свое имя. Смех. Вдруг становится тихо.

Чемпион мира, говорит Лили, чемпион мира, повторяют все следом за ней, чемпион мира, разносится эхо по кафе.

Я иду к стойке.

– Это он.

– Наш чемпион мира.

– Король мира!

– Еще не дописал статью?

– Это финишная прямая, парень, выложись на все сто.

– Не останавливайся, пока не получится.

– Все же просто, парень?

Я не отвечаю, наполняю стакан и возвращаюсь на кухню. Все у них просто.

Все, ну да.

Даже Жюльетта.

Почему бы мне действительно не вломиться к ней? Я прямо вижу, как она стоит у себя в коридоре, окаменев от паники. Попробуй тут начни разговор. С тем же успехом можно сразу вызвать ей «Скорую».

Да и что мне ей сказать?

Над чем я постоянно голову ломаю, как думаете? Она хочет услышать одну-единственную вещь. У них и на это есть ответ. Скажи, что не знаешь, где он, советуют они. Что ты его искал, аж до Франции доехал. А потом окольными путями, медленно и аккуратно, наконец сможешь добраться до правды.

Во-первых, я не настолько терпелив для окольных путей, а во-вторых, слышали они хоть раз, чтобы я им врал? Что я им говорю, когда они до беспамятства напиваются у меня в баре по ночам от тоски? Что все наладится? Да они бы первые меня за такое по потолку размазали. Молчать, ничего другого сделать тут нельзя. В крайнем случае говоришь, что тебе это знакомо. Рассказываешь о себе и своих печалях.

Моя печаль, да. Если бы Жюльетта знала, как она глубока, то давно бы впустила меня.

Я смотрю на пустой листок. Она знает твои статьи наизусть, говорит соплячка. А что, если я напишу про свою печаль. Что, если я правда это сделаю.

Уже почти год прошел. Если ты терял лучшего друга, то знаешь, что он никогда тебя не оставит. Он пробрался к тебе под кожу и остался там – он там и в хорошие и в плохие моменты. Бывают дни, когда ты его везде ищешь, бывают ночи, когда ты просыпаешься от боли в сердце. Вот это самое странное. Боль в сердце. Всю свою жизнь ты думал, что ее может причинить только женщина. И да, я ее испытывал. Если хочешь стать великим, знай, что по пути набьешь синяки и шишки, всегда говорит моя мама.

Этот кусок надо убрать. Обо мне не пиши и о папе тоже – она специально приходила мне это сказать. Но я должен о вас написать, возразил я, без вас двоих я бы никогда не попал в велогонки.

Боль в сердце.

Где я остановился.

Первые месяцы самые сложные, думаешь ты. Даже от взгляда на велосипед начинает крутить живот. Если бы мог, ты бы выкинул его в канал. Но ты этого не делаешь. Нельзя же выбросить в мусор руку или ногу, всегда говорил Луи. Интересно, его слова по-прежнему звучат в твоей голове оттого, что ты много-много раз их слышал? Ты начинаешь думать, что знаешь, как избавиться от боли в сердце. Человека больше нет, но слова остаются. И эти слова тебя утешат, ты наполнишь ими остаток своей жизни, а когда состаришься, одряхлеешь и будешь испускать свой последний вздох, ты возьмешь их с собой в могилу. Дорогой гонщик, как же ты ошибаешься. От тоски ты вновь садишься на велосипед, вновь начинаешь ездить по холмам и надеешься упасть замертво где-то посреди них. Проходят месяцы, а боль в сердце остается. Ты организуешь гонку, ты посвящаешь ее Луи. И все приходят к тебе и говорят, как благодарны тебе. Чем больше людей приходит к тебе, тем яснее ты осознаешь, как тебе его не хватает. С ней, должно быть, творится то же самое. Как часто ты себя спрашивал, что она чувствует, сидя на том стуле. Ты позаботился о том, чтобы маршрут гонки не проходил мимо ее дома, ты тщательно взвешиваешь слова для «Колонки Гонщика», но двадцать первого июня начнется лето, и она не может об этом не знать. Ты понимаешь, что у тебя нет выбора, что ты должен пойти к ней в этот день, со всей своей болью, да. Не то чтобы ты не хочешь быть с ней. Наоборот, ты ничего сильнее не желаешь, чем зайти в ее дом, взять ее за руку и посмотреть, что произойдет. Непонятно, отчего ты все время сомневаешься. Более того, ты боишься. Уже больше одиннадцати месяцев. И все же. Когда ты едешь гонку, ты отдаешься ей целиком. Всеми силами, как умеешь только ты.

Я рву листок пополам.

Так говорят, но так не пишут. И еще это слишком длинно, придется сократить не меньше чем наполовину. И потом – содержание. Что написано в «Де Газетт», то написано для всех, говорит Этьен. С тем же успехом можно встать посреди улицы с голой задницей.

Я беру чистый лист, опять начинаю играть с ним в гляделки. Надо закончить на пике, говорят мне.

Там принято так изъясняться. Например, написать про мои четыре «Т». О них легко накатать целую страницу. Потом в двух словах пожелать успеха всем участникам, пусть победит сильнейший. И закончить праздником в честь Луи.

Только вот осталось все это написать. Но попробуй сконцентрируйся в таком шуме. И еще пигалица смеется. Каждый день я поражаюсь, глядя на нее. Ее сюда зашвырнули, да-да, зашвырнули. Справляйся сама по себе, дочка, дай нам знать, когда дела у тебя наладятся. С таким напутствием она могла бы выброситься со своей башни, а она что делает? Собирается с духом и живет себе дальше. И как я уже отмечал, неплохо живет. Хотя ее испытания еще явно не закончены. Говорю вам, если бы не гонка, я бы сейчас стоял рядом с Жюльеттой, может, сидел бы с ней за столом. Но через неделю начинается гонка, и столько всего еще нужно сделать. Что-нибудь забудешь, и гонка станет провалом. Поэтому вы понимаете, я должен расставить приоритеты. А она ждет уже почти год, одна неделя погоды не сделает.

Еще семь ночей сна.

Я ей все расскажу. О боли в сердце. Как она не проходит.

Посмотрим, что она на это скажет.

– Пиво будут наливать с десяти утра. Можешь представить меня поющей перед целым шатром пьяных людей?

– Иди сюда. Еда на столе.

– Я не голодна.

– Хочешь там стоять, как выжатая тряпка?

– Как что?

Выжатая тряпка, так говорил наш отец. Не надо недооценивать людей, люди сразу понимают, отдаешься ты пению полностью или нет. И как же отдаваться полностью? Для начала – надо хорошенько есть. И не задавать слишком много вопросов. Я же с удовольствием танцевала? Ну вот, если что-то делаешь с удовольствием, то отдаешься этому полностью. Я никогда не задумывалась, с удовольствием ли я пою. Я пела – и была в моей песне. В моем самом безопасном месте.