— Скорее да, чем нет. — Я устроилась на кожаном диване, по-турецки поджав под себя ноги, и окинула взором способствующую неге еврообстановку. И правда, чего б не попробовать заморских вин да яств? К тому же дармовых. Тем паче когда еще доведется в таких-то палатах сиживать? Между прочим, не идущих ни в какое сравнение с тем, что я видела у Софы, а также в вороньем гнездышке Лили и Маоиста. Про собственную чугуновскую лачугу я уже вообще помалкиваю.

— Тогда приступим! — торжественно объявил Димыч и пригнал откуда-то стеклянный столик на вихляющихся колесиках, заставленный разнообразными бутылками и фужерами.

— Ну, чего изволите? — засуетился он вокруг этой батареи, довольно потирая руки.

Я, сощурившись, изучила иностранные этикетки, которые мне ровным счетом ничего не говорили.

— Так чего ты будешь? — поторопил меня изнывающий Димыч.

— Пожалуй… Пожалуй… Кальвадосу! — ляпнула я первое пришедшее мне на ум иноземное название.

— Ну и вкус у вас, мадам! — не одобрил мой выбор Димыч. — Какая-то паршивая яблочная самогонка! Да в приличных домах такого не держат. Лучше вот это попробуй. Увидишь, понравится. — И он щедро плеснул в бокал чего-то густо-красного.

— Ладно уж, — как бы нехотя согласилась я и отхлебнула приличный глоток. Димычево пойло оказалось хотя и терпким, но очень даже приятным на вкус сухим вином. — А что, ничего, — доложила я Димычу, моментально хмелея. Ну есть у меня такая странная особенность: пьянеть от наперстка шампанского, но при этом оставаться трезвой как стеклышко после стакана водки. И знаете, как я это себе объясняю? Да очень просто: было бы удовольствие — и от воды окосеешь.

— Ничего! — фыркнул Димыч. — Отличное французское вино пятилетней выдержки. — С видом знатока он полюбовался на этикетку и тут же добавил уже без пафоса: — Хотя по мне так грузинское лучше. Лишь бы только настоящее и неразбавленное.

В ответ на это я залпом опрокинула бокал и хитро подмигнула Димычу:

— Слушай, а кто ты все-таки такой?

Фокус мне удался. Кажется, я наконец застала врасплох этого вертлявого оборванца!

— Я?.. Я?.. — вытаращил он на меня свои круглые гляделки. — А я Джеймс Бонд! Что, разве не похож?

Вывернулся, паршивец! А потом еще как ловко тему перевел.

— Выпьем, — сказал он, — за успех нашего предприятия. — И снова мне отличного французского вина — бульк.

А уж потом у него рот вообще не закрывался. И до чего ведь договорился, шельмец! Дескать, дурак твой Маоист, кого и на кого променял. Видел, мол, я эту Лили, глазу зацепиться не за что. В отличие от тебя. Ну, в смысле от меня.

Я так рот и открыла:

— Ушам своим не верю! Ты, никак, клинья под меня подбиваешь?

— Типа того… — выдал он в ответ свое излюбленное и радостно загыгыкал: — А ты что, не хочешь стать девушкой Джеймса Бонда?

Я принялась размышлять, чем бы таким в него запустить, чтобы не испортить евроремонт, но планам моим не суждено было сбыться. Кто-то позвонил в дверь.

— Тс… — приложил палец к губам Димыч и опрометью ускакал в прихожую. А минуты через две вернулся со златокудрым красавцем, доставившим нас в эти сказочные чертоги.

— А вот и Веня! — ласково проворковал златокудрый и с разбегу плюхнулся в кресло.

— Теперь насчет документов… — Веня похлопал себя по карманам. — Срок очень короткий, а вас усиленно пасут, так что пришлось повертеться… В общем, это лучший вариант, который я могу вам предложить. Если не подходит, обращайтесь в турбюро. — С этими словами он бросил на стеклянный столик два загранпаспорта.

— Тэкс-тэкс, — Димыч молниеносно сгреб их и тут же раскрыл первый. — Сидоров Денис Григорьевич… Родился тринадцатого апреля тысяча девятьсот семьдесят седьмого года, место рождения город Москва… Прописка?.. Имеется! Жены и детей, слава богу, нет. А че, мне подходит, — объявил он и принялся штудировать второй паспорт: — Загорулько… Загорулько Аркадий Степанович… — торжественно зачитал он в сосредоточенной тишине, после чего голос его неожиданно пресекся. — Не понял… — пробормотал он растерянно и уставился на Веню: — Этот Аркадий Степаныч… Он же мужик?

— Ес-с-стественно, — беззаботно просвистал Веня, сохраняя поразительную невозмутимость.

— А она кто по-твоему? — ткнул меня пальцем в бок Димыч. Причем довольно-таки больно ткнул, как будто это я виновата, что его приятель ни хрена не смыслит во вторичных половых признаках.

— Она? — Веня задумчиво посмотрел на меня: — Баба, конечно…

Уф-ф, слава богу, прямо от души отлегло. А то я уже что-то сама засомневалась. Вдруг, думаю, акушерки тридцать пять лет назад сослепу не разобрались и по ошибке меня в женский род записали?

— Так почему же паспорт на этого… Аркадия Степаныча? — высказал справедливое недоумение Димыч.

— Я же уже, кажется, предупредил, что ничего другого в данный момент предложить не могу, — обиделся Веня и снял пиджак. — Все, что есть. И, заметьте, не самый худший вариант!

— Не, но это же невозможно. — Димыч забегал по комнате. — Прикинь, ну как она по этому паспорту поедет?

— А вот это уже ваши проблемы, — бесстрастно обронил Веня и, откинув голову на спинку кожаного дивана, посетовал, обращаясь преимущественно к лампе на шнуре, о которую я уже успела набить себе шишку: — До чего же все-таки трудно иметь дело с людьми без воображения! А если еще и с кругозором у них неважно, то это просто катастрофа! Ка-та-стро-фа!

— Это он про что? — на всякий случай подергала я за рукав Димыча.

— А я откуда знаю, — огрызнулся он. — Тебе надо, у него и спроси.

— Ладно, так и быть, объясняю. — Веня раздобрился и сам снизошел ко мне: — Вы куда едете? В Берлин?

— В Берлин, — кивнула я, совсем-таки не уверенная, что когда-нибудь там окажусь раньше, чем в следующей жизни. Особенно с паспортом на имя Загорулько Аркадия Степановича.

— Тогда вы должны знать, какое эпохальное событие состоится там в ближайшие дни, — лучезарно улыбнулся Веня. — Ну? Какое? Подсказываю: на букву «л». Что, опять не знаете? Боже, с кем я связался! Вы — самые отсталые слои населения, с которыми мне когда-либо приходилось иметь дело, — вынес он нам с Димычем неутешительный диагноз, после чего наконец торжественно сообщил: — Лав-парад! В Берлине — ежегодный Лав-парад!

Поскольку у меня после этого известия долгожданного просветления так и не случилось, я поискала его признаки на Димычевой физиономии и, представьте себе, сразу же нашла.

— Ах вот оно что! — почесал он макушку. — Черт, как же я забыл? Ну точно, там же в это время всякая шушера собирается, буквально из всех щелей вылезает!

— Дошло наконец! — с глубоким удовлетворением констатировал Веня. — А то я уже думал, вы совсем безнадежные.