Силья посмотрела в окно и увидела возвращавшегося из леса Генри. Он был без рубашки, мускулистое загорелое тело поблескивало от пота. Силья ощутила прилив тоски. Только вот желала она вовсе не Генри, хотя он по-прежнему оставался весьма привлекательным.

Да, его она больше не желала.

Силья позвонила Кристине, с которой не виделась несколько лет, и пригласила на чашку кофе.

Они встретились в субботу утром в кафе на Девятом шоссе, в нескольких милях от Стоункилла. Это место предложила Кристина, и Силья не возражала, зная, что Кристина хотела быть замеченной в компании Сильи не больше, чем та – в компании директора школы.

– Я хочу поговорить о Руби, – сразу перешла к делу Силья. – Я беспокоюсь за дочь. Чисто внешне с ней все в порядке. И все же… – Она осеклась.

– И все же? – переспросила Кристина, заглянув Силье в глаза.

– Не знаю. – Силья беспомощно развела руками. – Наверное, я просто надеялась… рассчитывала, что у нее появятся какие-то интересы. Что она займется чирлидингом или каким-нибудь видом спорта. Или, может быть, запишется в музыкальную школу, однако каждый день она возвращается из школы точно в срок и садится делать уроки. Руби получает отличные оценки и почти совсем ничего не просит, но…

– Но она должна чего-то хотеть, – закончила за нее Кристина. – И конечно же, у нее есть желания, как у всех старшеклассников. Видишь ли, Силья, у меня нет детей, но я хорошо знаю подростков. Некоторые из них справляются сами, некоторых нужно направить. Руби – очень умная девочка и очень способная, но наличие способностей вовсе не подразумевает понимания собственных потребностей. Руби нужен какой-то пример перед глазами. Нужен кто-то, кто сможет дать ответы на интересующие ее вопросы.

– Ты имеешь ввиду меня?

– Ты ведь ее мать, – ответила Кристина.

Некоторое время они пили кофе молча.

– Как ты в целом? – наконец спросила Кристина. – Мы не виделись… очень давно.

– Нормально. Работаю. Очень люблю свой дом.

– Продолжаешь ходить в кино?

Силья почувствовала, что ее губы непроизвольно растягиваются в улыбке.

– Не слишком часто, – призналась она и опустила голову, ощутив внезапную робость. – Не так часто, как раньше… Но я иногда бываю в городе с… друзьями.

Силья умирала от желания рассказать о Дэвиде и своей любви к нему, поведать о том, как потрясающе находиться в его объятиях. О том, с каким наслаждением она снимает с пальца обручальное кольцо и бросает на прикроватный столик в номере отеля, прежде чем забраться к Дэвиду в постель. Как бы Силье хотелось избавиться от этого проклятого украшения навсегда! Впервые за много лет она чувствовала себя счастливой и удовлетворенной.

Но Силья не могла рассказать обо всем этом Кристине и вообще кому бы то ни было.

– Спасибо за совет относительно Руби. – Силья допила кофе и, расплатившись за себя и Кристину, ушла.

Генри продолжал рыть бомбоубежище всю осень, а по весне собирался арендовать бетономешалку, чтобы залить пол и стены.

В своей комнате он устроил импровизированную чертежную доску из упаковок от молока и широкой поцарапанной доски, за которой проводил бесчисленное количество часов, штудируя присланную по почте брошюру «Семейное противорадиационное убежище». Чертил планы, изучал устройство вентиляционной системы и принципы использования галетных «сухих» батарей.

– Высота пятнадцать футов, – пояснил он, расстилая план на кухонном столе, чтобы показать Силье. – Я сделал с запасом, хотя рекомендуют десять. Но береженого Бог бережет. Размер самого помещения – десять на двенадцать, не считая входа. Видишь, – с воодушевлением продолжил он, указывая на черту на плане, – здесь располагается по меньшей мере одна прямоугольная перегородка. Она задержит бо́льшую часть радиации, и та не попадет в основное помещение.

– В самом деле, – пробормотала Силья, потягивая мартини. – Как интересно.

Однажды вечером она вышла из дома, чтобы взглянуть на сооружение. Генри в клетчатой шерстяной коф- те и рабочем комбинезоне стоял на краю ямы. Из его рта вырывались облачка пара. Обхватив себя руками, Силья подошла ближе.

– Толщина стен – восемь дюймов, – с гордостью поведал муж. – А крышу я сооружу из стальных балок и бетонных блоков. Никто и ничто не сможет проникнуть внутрь.

На губах Сильи заиграла едва заметная улыбка.

– Ты считаешь, это смешно? – спросил Генри.

Силья покачала головой.

– Нет-нет. Это очень серьезное дело, Генри. Я очень ценю твои попытки защитить семью. Правда ценю.

Конечно же, она лгала, ибо считала эту затею полным абсурдом.

Генри молчал, и Силья подумала, что он ей поверил, но потом муж произнес:

– Тебя это совершенно не волнует, верно?

– Да, не волнует. Потому что ядерного удара не будет и нам никогда не пригодится убежище. Никто не станет сбрасывать на нас бомбу, Генри. Это всего лишь пропаганда. Спекулирование страхом.

– Ах так? И какой же авторитетный источник сообщил тебе такую информацию? – Он принялся укладывать доски поверх ямы для защиты от зверей зимой. – Да что ты знаешь, проводя целые дни в своем роскошном офисе? Кто снабжает тебя секретными данными о том, что планирует советское правительство?

– Ради всего святого, Генри! – рявкнула Силья. – Мне не нужны никакие дополнительные источники информации. Я читаю газеты.

Генри бросил на жену испепеляющий взгляд, как если бы считал, что «Нью-Йорк таймс» – самая престижная национальная газета – не может публиковать сколько-нибудь ценную информацию. Впрочем, чему удивляться? О событиях в стране и мире Генри узнавал из издаваемой в Уайт-Плейнс газеты «Рипортер диспэтч» и местной «Стоункилл газетт», в которой, как однажды небрежно заметила Силья, работали не репортеры, а кучка наемных писак.

– Ты сама знаешь, что все крупные газеты принадлежат коммунистам, – сказал Генри, понизив голос, как если бы кто-то мог его услышать.

Не сдержавшись, Силья громко рассмеялась.

– Да ты окончательно сошел с ума.

– Черт бы тебя побрал! – Побагровев от ярости, Генри схватил доску и поднял ее над головой, как если бы доска была бейсбольной битой, а сам он намеревался совершить хоумран.[22]

Генри гневно смотрел на жену и прицеливался, словно Силья была летящим на него мячом и он собирался ее ударить с такой силой, чтобы она отлетела далеко в лес. Силья сделала шаг назад и закрыла лицо руками. Судя по всему, этот жест ошеломил Генри и привел его в чувство. Он опустил доску на землю, и Силья с облегчением выдохнула.

– Делай что хочешь, – холодно и спокойно произнес он. – Но помни, что я присматриваю за тобой.