– Каторжник, – с удовольствием констатировал ротмистр, глядя на след верёвок на моих запястьях.

– Повеселились? – поинтересовался я и тут же жёстко сказал, глядя в глаза ротмистра: – Не во всём ты прав, служба.

Переметнув через бедро унтера, я стопой ноги в грудь отправил в полёт второго жандарма и, увернувшись от захвата, который пытался произвести ротмистр, закрутив его вокруг своей оси, как это делает танцор со своей партнёршей, отправил его в полёт. Тот его не закончил, встретился с не успевшим увернуться Андреем, и оба офицера свалились на пол.

Все присутствующие были шокированы. В фойе кроме портье и прислуги присутствовали некоторые дворяне-постояльцы – числом трое. Благо военных не было, а то наверняка бы попытались принять участие в потасовке.

– Стоять! – рявкнул я тем поставленным командным голосом, который нарабатывал многие годы. – Смирно!

Ротмистр, который уже распутался с Андреем, где у кого чья рука или нога, и вставал с пола, доставая саблю, замер, удивлённо вытаращившись на меня, как и другие жандармы, пришедшие в себя.

Неспешно отстегнув пояс, я положил его на стойку, после чего, расстегнув пуговицы на рукавах, снял куртку и бросил её к поясу.

– Кое в чём вы правы, но только в том, что у меня есть поддельные документы. Кстати, не поясните, как вы об этом узнали? То, что Добронравов сообщил, это понятно, но где я попался?

– Орфографические ошибки в записи, которая якобы сделана служащим таможни.

– Да, ваш язык я плохо знаю, – согласился я. – Но это ещё не всё, того уезда, что указан в документе, не существует. Я его вообще со смеху написал, заметите или нет. Смеюсь… не заметили.

Ротмистр с недоверием посмотрел на меня и, подняв с пола лист, стал изучать его, после чего нехотя кивнул, признавая свою ошибку.

– Однако должен добавить, что я действительно являюсь князем. Великим князем. Я этот титул вполне заслужил своими делами и ношу его по праву, и ваше мнение мне, честно говоря, глубоко безразлично, признаете вы его или нет. Я иностранец и не являюсь подданным российской короны. Волею судьбы я оказался в Пермской губернии, причём вышло так, что моя лодка перевернулась, я получил бортом по голове и потерял сознание. Очнулся я на песчаной косе, ко мне приближались неизвестные люди. Так представьте себе, вместо того чтобы помочь попавшему в беду дворянину, эти неизвестные, вместе с которыми был также хозяин тех земель, избили меня ногами, потерявшего все силы. Потом связали и повезли в поместье некоего Сергея Игоревича Луцкого. Там, не спрашивая и не давая возможности сказать, кем я являюсь, опознали как местного крестьянина, который входил в какую-то неизвестную мне банду, и приговорили к двадцати ударам плетью. Причём то, что я имею другой загар и мало похожу на крестьянина, было признано малосущественным. Я не мог сообщить, кем являюсь, так как у меня был кляп и я постоянно был связан, а когда у меня вытащили кляп и вставили деревяшку перед экзекуцией, я не успел ничего сказать, – говоря, я расстегнул рубаху и, скинув ее, повернулся спиной к слушателям. Одна дама от вида моей спины охнула и рухнула в обморок, её спутник не успел поддержать свою даму. – Я был в сознании, когда меня били. Именно от этих верёвок у меня остались грубые шрамы на руках и на ногах, последние вы не видите. Что сделали с моей спиной, вы уже лицезрели. Я князь, я дворянин. Моя кровь бурлила от той ненависти, что я испытывал к местному помещику и его людям. Когда вытащили деревяшку, я не стал ничего говорить. Просто не имело смысла, так как я решил, что все, кто присутствовал при казни, умрут от моих рук. В жилах моих течёт кровь многих предков, которые прославились как жестокие воители, все они всегда раздавали долги. Для нас это священно. От наших рук даже умирали короли и цари, когда они были нашими врагами. Моя кровь тоже бурлила, требуя мщения. Я смог освободить одну руку, кровь из ран ослабила верёвку, позволяя мне это сделать…

Накинув рубаху и облокотившись о стойку, я спокойно рассказывал, как пережидал в лесу, пока заживут глубокие раны на моём теле, и как вернулся в поместье. Дама, которую подняли с пола, опять хлопнулась в обморок, да и двум мужчинам поплохело от моих подробных рассказов, как поместье превратилось в одну общую могилу, как я расправился с охотниками и как воздал должное Авдею и помещику.

– …а помещик слабаком оказался. Три удара – и умер от разрыва сердца. В штаны наложил и умер со страху. Авдей и то покрепче был. После того как месть свершилась и подонки получили своё, я забрал лодку, трофеи и отплыл вниз по реке, пока не сел на почтовую карету и не встретил вас. Там уже мелочь, не требующая уточнения. Фальшивки я сделал во время плаванья. Не думал, что они мне особо понадобятся. Мои планы были добраться до Питера и отплыть ближайшим рейсом во Францию или Англию. Ваша страна мне не понравилась. Негостеприимная, знаете ли.

Молча слушавший до этого ротмистр разлепил плотно сжатые губы и спросил:

– То есть вы признаете, что убили дворянина Российской империи и его людей?

– Да, – просто сказал я. – Замечу, что девушка жива, хоть и тронулась умом. С женщинами я стараюсь не воевать. Я не говорю, что не убиваю их, просто стараюсь этого не допустить, если они мне ничего не сделали. А эта дворянка не присутствовала при пытках, поэтому претензий я к ней не имел и оставил её живой. А то, что она повредилась умом, так я тут не виноват, психика у неё слаба оказалась, когда увидела, как я рублю дворню во дворе поместья.

– Вы задержаны по обвинению в производстве фальшивок. По убийству дворянина Луцкого и его людей будет произведено расследование.

Тут я натурально заржал, по моим щекам покатились слёзы. Отсмеявшись, я платком вытер лицо и, всхлипывая, сказал:

– Право, батенька, насмешили так насмешили. Вы бы человек двадцать привели, я бы тогда ещё поверил, что вы меня действительно задержать хотите. Но втроём на меня?.. Поверьте, это очень смешно. За подобную шутку я вас даже убивать не буду, да и смысла в этом не вижу, вы при исполнении, и претензий к вам у меня нет – так, побью слегка.

– Взять! – жёстко скомандовал ротмистр и сам двинулся вперёд.

Оба жандарма приёмами рукопашного боя не владели и быстро разлеглись у меня под ногами. А ротмистр молниеносно извлёк саблю. Почему-то ни у кого из жандармов не было при себе пистолетов. Вон, у прапорщика и то был… Двуствольный.

Наклонившись, я достал из ножен поверженных жандармов сабли и с двух рук прокрутил «Дуновение ветра», отчего нахмурившийся ротмистр сделал пару шагов назад, а Андрей, который продолжал стоять рядом с портье истуканом, открыл от восхищения рот. Владение саблями тут ещё ценилось.

Спокойно дойдя до ротмистра – тот, упрямо склонив голову, ждал меня, – я отбил выпад – хиленькая работа, надо сказать – и плашмя второй саблей вырубил его. Как только старший жандарм рухнул на пол, я отбросил сабли, которые зазвенели по полу, и, подойдя к стойке, надел куртку и перепоясался, поправив шляпу. Подхватив сумку, я посмотрел на прапорщика и окликнул его: