— Половой контакт? — отвлекла его Лина.

— А?.. Нет, нет. — Врач покачал головой. — Точно не было. Вообще. Ни орального, ни анального.

— Все? — спросила она.

— Остальное через месяц. — Сивцев улыбнулся и развел руками. — Сама знаешь.

— Да, знаю. — Лина улыбнулась и чмокнула его в лысину — своеобразный ритуал, благодаря которому Сивцев обследовал ее материалы в первую очередь. Если она, конечно, просила. — Ну ладно, спасибо.

— Да, кстати! — Сивцев вдруг хлопнул себя по лбу. — Вспомнил! Я уже один раз такой шов распарывал. И совсем недавно, кстати… Кому же я делал?

— Правда? — Лина посмотрела на него с ужасом в глазах. — Так это что, уже «сериал»?

— Я ж не сыщик. — Он пожал плечами и стал опять листать журнал. — Ага, вот. Кокошина Нина Николаевна. Господи, для Дежкиной делал!.. Проникающее головы и горло. Слушай, все как у этой.

— А крест был? — Лина почувствовала, что ее начинает бить озноб. — Был крест или нет?

— Нет, креста не было. И во рту тоже только зубы. — Сивцев улыбнулся. — Так что, может, еще и не сериал.

— А зашитое влагалище?

— Это не ко мне. — Евгений Павлович перестал улыбаться.

— В любом случае нужно будет послать бумагу.

— Ну вот. — Сивцев вздохнул. — Опять бумага… Я привык с людьми работать.

Хотя шутка и была довольно мрачной, Лина тем не менее слегка улыбнулась…

Вторник. 20.11 — 22.22

— Тетя Куава, что ты деуаешь? — вертелся под ногами Витенька. — Хочешь, я тебе помогу?

— Спасибо, маленький, не стоит. Это я должна сделать сама.

— А что ты деуаешь?

— Да так, собираю кое-какие ненужные вещи.

— Тебе это не нужно? — удивился мальчик, когда Клавдия засунула в чемодан пачку белоснежных, накрахмаленных рубашек.

— Нет, маленький мой, я рубашки не ношу.

— А дядя Федя?

— А дядя Федя носит. Вот я ему и отдам.

Ленка вышла из своей комнаты и сунула в чемодан какую-то коробку.

— Это что? — спросила Клавдия.

— Это его подарки паршивые, — сказала дочь. — Не нужно мне.

— Не надо, Ленусь, это мелко, — сказала Клавдия. — Это стыдно.

— А я и не крупная. И мне не стыдно. Это пусть ему будет стыдно.

— Кончай, Лен, не опускайся ты до него, — выглянул из своей комнаты Макс.

— А я не понимаю, что это вы говорите! — закричала Ленка, размахивая руками. — Он предал нас, значит…

— Витюша, пойди поиграй на компьютере, — попросила Клавдия.

— Не-а, — сказал мальчик.

— Пойди, пойди, — приказала Ленка. — Нечего тебе тут…

— Ой, только погоди, я модем включил, — опередил Витю Макс. — Не трогай ничего.

— А что такое — модем? — спросил мальчик, уходя за Максом в его комнату.

— Лен, доченька моя, — попыталась обнять дочь Клавдия. — Мне тоже тяжело, ты же понимаешь. Но давай не будем…

— Будем, ма, будем! Ты вечно! Тебе на голову садятся, а ты?!

— Кто это мне на голову садится?

— Все! Вон даже Витькина бабка — деньги, вишь, ей давай, чтобы собственного внука воспитывать.

— Ну и что? У нее пенсия маленькая, — не очень уверенно сказала Клавдия.

— Ага! Ты уже и ей собираешься помогать?! — развела руками дочь. — Ну, мать!..

— А классная штука, — вернулся Макс. — Представляете, можно даже переписываться с Австралией.

Ленка и Клавдия уставились на него.

— Это я про модем. Вот газеты читать можно. Даже американские.

— Тоже газеты будешь читать? — спросила Ленка язвительно.

— А что? Знаешь, как интересно. Кстати, сейчас вот про Гольфмана прочитал. Что он в Америке собирается создать русское шоу. Это же тот, кто Шальнова застрелил, да?

— Да, — сказала Клавдия. Она, естественно, рассказывала сыну обо всех подробностях этого дела. Макс Шальнова когда-то слушал запоем. — Только это, пока суда не было, утверждать нельзя.

— А! Ваши юридические крючки, — махнул рукой Макс. — Надо было давно его арестовать. Ты ж говорила, Чубаристов за ним ездил.

— Ездил, только Гольфмана в Америке нет.

— Как это? Он уже там полгода живет. Вон в газете…

— Отстань ты со своей газетой! — толкнула брата в грудь Ленка. — Такой хитрый, да?! Лучше бы собрал папашкины вещи и тоже отдал, или жалко?

— Погоди, — сказала Клавдия. — Как — полгода?

— Почитай сама, — пожал плечами Макс.

Среда. 8.15 — 8.25

Чемоданы Клавдия оставила у самого порога. Их набралось три штуки, но еще не все вещи Федора влезли, пришлось и две сумки добавить.

— Лена, Макс, я вас умоляю, — попросила Клавдия, — если придет, просто отдайте, не надо никаких скандалов.

Дети не ответили, и Клавдия поняла, что мольбе ее они не вняли.

— Ой, Клавочка Васильевна! — улыбнулась Лина, когда Дежкина вышла к лифту. — Это уже становится традицией!

— Здравствуй, Диночка. Надеюсь, доброй…

— Вы прямо какой-то ангел-хранитель, как мне плохо — вы тут как тут.

— А что случилось? — насторожилась Клавдия.

— Да все то же, — грустно улыбнулась Лина. — Не могу больше. Вот изо всех сил… А не могу. Я не люблю его, Клавдия Васильевна.

— Прости, — тихо сказала Клавдия.

— Да вы-то при чем? Я же сама захотела… Думала, заверчусь, закручусь, забуду…

— Вот и прости. Я-то должна была тебе объяснить, что нет, не забудешь, а только сильнее и больнее все станет…

Лина вздохнула.

— А у вас как?

— В смысле? — насторожилась Клавдия.

— Ну, дела как?

— Да ничего. Вот мальчика…

— Ой, Господи, Клавочка Васильевна! — хлопнула себя по лбу Лина. — Еще вчера хотела зайти, да как-то завертелась.

— А что?

— Это же вы дело Калошиной ведете, да?

— Кокошиной… А что? — Клавдия почувствовала вдруг, как у нее заколотилось сердце.

— Мы вчера на Воробьевых горах труп нашли — один к одному.

— В смысле? Сестры? — удивилась Клавдия.

— Да нет — тот же почерк. Удар в лоб, перерезано горло, зашито влагалище…

— Что? — Клавдия даже не стала выходить из остановившегося лифта.

— Да, мне Сивцев сказал… И такой же удар левши…