– Я ей пообещал, – возразил я.

– Подумаешь. Мы уплываем. Сейчас же.

Когда мы вернулись к реке, Альберт с Мозом уже сложили все вещи в каноэ. Моз все еще дулся из-за того, что не смог пойти в город, но лакрица его немного приободрила. Близился полдень, и он ел свое лакомство в тени дерева на берегу, пока мы с Альбертом вели сражение. Эмми, моя маленькая союзница, стояла рядом со мной.

– Еще одна ночь, Альберт. Какой от этого вред? И сестра Ив сказала, что у нее есть для нас что-то особенное.

– Да, наручники.

– Она не такая. Я вижу.

– Что, если ты ошибаешься?

– Он не ошибается, Альберт, – сказала Эмми. – Сестра Ив хорошая. Она нас не сдаст.

Моз засмеялся и показал: «Сдаст? Эмми, ты говоришь как гангстер».

– Мы уплываем, и точка.

Альберт повернулся к каноэ.

– Кто умер и сделал тебя Богом? – крикнул я ему в спину.

Он развернулся:

– Хочешь остаться? Хорошо. Оставайся. А мы уплываем.

Моз не покинул тенек, а Эмми придвинулась еще ближе к моему боку.

– Как насчет голосования? – спросил я.

– Голосования?

Альберт произнес это, как будто это какое-то ругательство.

– У нас демократия, нет? Давайте проголосуем. Большинство побеждает. Кто хочет остаться? Поднимите руку.

Я поднял руку, Эмми тоже. Альберт сердито глянул на Моза, который не торопился отдать свой голос. Лениво он поднял руку.

– Хорошо, – сказал Альберт. – Я буду навещать вас в исправительном доме.

Он протопал к каноэ и сделал вид, что собирается залезть в него. Это все было напоказ. Я знал своего брата и знал, что он никогда нас не бросит. Он постоял у широких коричневых вод Миннесоты и покачал головой.

– Попомните мои слова: мы об этом еще пожалеем.

В сумерках мы поднялись от реки к шатру. Автомобилей на лугу оказалось намного больше, чем вчера. Большинство скамей в шатре уже было занято. Я рассудил, что это результат распространившейся молвы о мальчике, чей кривой позвоночник выпрямился после целительного прикосновения сестры Ив. В первом ряду сидел молодой человек, который вчера вел себя по-скотски и которого приручила сестра Ив. Альберт и Моз сели позади нас с Эмми, которая была в своей кепке. Ночь выдалась жаркой и влажной. Рядом со мной сидел огромный взъерошенный мужчина, похожий на медведя. Судя по запаху, он только что чистил конюшни. Он был с женщиной, которая тяжело привалилась к нему, закрыв глаза. «Спит», – подумал я. Но ей станет не до сна, как только сестра Ив выйдет на сцену.

Неожиданно Эмми прошептала:

– У тебя с собой гармоника?

– На месте.

Я достал ее из кармана рубашки.

– Ты умеешь играть «Прекрасную мечтательницу»?

– Конечно. А что?

Она не успела ответить, вошли музыканты и заняли свои места на помосте. Трубач встал и воскликнул:

– Восславьте Господа, братья и сестры! Восславьте Господа!

Сестра Ив вошла в шатер через вход, где раздавали суп, в своем белом балахоне, волосы рыжими ручейками струились по плечам. Она вышла на середину сцены и развела руки, и снова показалось, будто у нее есть крылья.

– Иисус сказал: «Кто жаждет, иди ко Мне и пей»[29]. Братья и сестры, давайте же соберемся у реки и припадем к живой воде Святого Духа и возродимся.

В тот же миг музыканты у нее за спиной заиграли, и сестра Ив запела, ее прекрасный голос возносил слова:

– Соберемся у реки, где ступала нога светлого ангела…

Я знал старый гимн. Брикман часто его исполнял, и я начал от души подпевать сестре Ив, как будто верил в абсолютную истинность этих слов.

В тот вечер она порхала по сцене, говоря о надежде всем этим людям, сидящим на жестких скамьях, волосы падали ей на лицо, по которому из-за жары внутри шатра и силы ее евангелистической страсти ручейками пота струилась ее собственная живая вода. Она пела и увещевала и в конце распахнула руки, приглашая выйти вперед всех, кто нуждался в целительном прикосновении Господа.

На сцену поднялся мужчина на костылях, следом за ним женщина без видимых недугов. После прикосновения сестры Ив мужчина отбросил костыли и практически танцуя спустился со сцены. Женщина попыталась рассказать сестре Ив про свое заикание. Было мучительно слушать, как она старается выдавить слова. Сестра Ив сжала голову женщины ладонями, словно тисками. Именем Святого Духа она молилась о том, чтобы женщина заговорила внятно, как это и задумано Господом. Когда сестра Ив подняла руки, женщина несколько секунд пыталась произнести слова и наконец сказала совершенно без запинки:

– Спасибо, сестра.

Вид у нее был ошарашенный, как у коровы, ударенной кувалдой.

– Хвала Господу! – воскликнула она. – Благослови вас Бог, сестра Ив.

Покидая сцену, она плакала, как будто вместо глаз у нее были дождевые тучи.

Сидевший рядом со мной огромный и вонючий мужчина встал. В одной руке он держал дробовик. Другой он потянул спящую женщину, которая опиралась на него. Он обхватил ее рукой, вышел в проход между скамьями и потащил женщину с собой, ее ноги волочились по полу.

Тогда я понял, что женщина не спит. А вонь стояла не из-за чистки конюшен.

У ступенек сцены мужчина остановился и уставился на сестру Ив. Если она и удивилась, то не подала виду.

– Что ты ищешь, брат? – спросила она.

– Моя жена. Она больше не разговаривает со мной. Я слыхал, ты лечишь людей.

– Как тебя зовут?

– Уиллис.

– А как зовут твою жену?

– Сара.

– Имя праведной женщины из Библии. Сядь со мной, брат Уиллис. Сядьте оба.

Она уселась на верхней ступеньке, складки балахона белым каскадом легли вокруг. Косматый медведь по имени Уиллис сел, усадив тело жены между собой и сестрой Ив. Он прислонил дробовик к ступенькам под рукой. Сестра Ив взяла руку мертвой женщины в свои ладони и надолго закрыла глаза. Когда она наконец открыла их, то сказала:

– Жизнь тяжела, да, брат Уиллис?

– И не говори. Фермерам сейчас нелегко. Цена на кукурузу уже давно не поднималась.

– Ты не можешь спать, – сказала она.

– Не сплю из-за тревоги. Банк посылает нам письма. Вот почему держу дробовик при себе, на случай если они попытаются наброситься на меня. Они не получат мою ферму.

– А Сара, она сидит с тобой ночь за ночью, пытаясь успокоить.

– Она единственное, что меня удерживает. Но она больше не разговаривает со мной. Она потеряла голос. Я слышал, ты лечишь людей.