Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ельцин начал 1991 год с выражения публичной позиции, подразумевавшей стремление примирить автономию России с сохранением СССР в форме конфедерации. Изначально это не было призывом к отделению России от существующего государства. Действительно, 17 марта 1991 года он призвал избирателей поддержать на референдуме Горбачева во имя «обновленного союза». Однако, в отличие от Горбачева, Ельцин одновременно призывал к «укреплению российской государственности». Более того, он назвал такое укрепление необходимым условием для эффективного членства в предполагавшемся Союзе суверенных государств. Он публично высказался по поводу этой двойственности:
Поддерживаю Союз. Но только такой, к которому республики присоединятся по собственному желанию, а не насильственно. <…> Даже сегодня есть несколько республик, которые заявили о своем намерении выйти из него. <….> Единственная сильная власть – это власть, основанная на поддержке народа. Поэтому мы считаем, что президент России должен избираться не узким кругом, а всеми гражданами республики, всем народом. Введение поста президента позволит укрепить суверенитет республики. Выборы президента России всеобщим голосованием – это только начало усиления исполнительной власти в республике. Я считаю ваше «да» [на голосовании] как поддержку реформ в нашей республике, как ваш личный вклад в укрепление российской государственности, что позволит России стать полноправным участником обновленного Союза суверенных государств[185].
Ельцин получил то, о чем просил: президентские выборы в России, которые он легко выиграл в июне 1991 года. Теперь он был в состоянии действовать в соответствии со своими призывами к «усилению исполнительной власти в республике» как к средству дальнейшего «укрепления российской государственности», хотя и в контексте «обновленного Союза». По мере дальнейшего развития событий стало ясно, что приверженность Ельцина обновленному Союзу была намного слабее, чем его приверженность исполнительной власти внутри республики и независимости республики от каких-либо силовых вмешательств со стороны центральных союзных властей. В то же время, не желая публично пропагандировать расчленение СССР, он говорил о Российском государстве, которое станет ядром нового Союза суверенных государств[186].
Со временем события вынудили Ельцина выбирать между своей приверженностью независимости российской исполнительной власти и государственности по отношению к союзному «центру», с одной стороны, и, с другой стороны, своим стремлением уклоняться от публичных высказываний в пользу роспуска СССР. Это привело его к финальному шагу, когда в декабре 1991 года он переиграл Горбачева, не без колебаний (но успешно) сговорившись ликвидировать как Советский Союз, так и президентство последнего.
Выводы
Подводя итоги, скажем, что реформы Горбачева высвободили силы, которые в конечном итоге он не смог контролировать. Он вел политическую игру, требовавшую от него поддержки умеренных сил, даже когда он пытался подтолкнуть их ко все более радикальным действиям. Однако уровень поляризации среди политически мобилизованных граждан нарастал быстрее, чем того ожидал Горбачев. Эту брешь занял обиженный и решительный Ельцин. Он интуитивно чувствовал, что СССР переживает мирную революцию, а не управляемую трансформацию. Он чувствовал, что выигрышная политическая стратегия в такой ситуации заключается в том, чтобы идти в ногу с радикализирующими силами, разжигая страсти и одновременно препятствуя усилиям политических соперников сдерживать темп перемен. Он играл в эту игру неустанно, вероятно наслаждаясь возможностью отомстить Горбачеву за обиду 1987 года.
Это объясняет, почему занятие промежуточной позиции в конкурентной политике иногда рассматривается как рациональная стратегия, а иногда – как безрассудство. Когда уровень поляризации среди имеющих право участвовать в политике низок и когда «умеренные» численно преобладают среди активного электората, занятие промежуточной позиции может быть выигрышной стратегией, но когда уровень поляризации уже высок и все больше нарастает, когда «умеренные» движутся к той или иной крайности и когда контрэлиты повышают ожидания народной аудитории, занятие золотой середины становится проигрышной стратегией: человек попадает в ловушку, под перекрестный огонь, обвиняемый обеими крайними группировками в измене.
Горбачев умело возвысился в советском политическом истеблишменте. Став генеральным секретарем, он продемонстрировал свою способность инициировать мирную трансформацию системы. Но в конце концов именно благодаря институтам, созданным Горбачевым, Ельцин получил возможность играть в публичную политику лучше, чем сам Горбачев. Горбачев оказался более опытен в построении власти в рамках советской политической структуры. Ельцин оказался более искусен в использовании публичной политики, которую вызвал к жизни Горбачев.
Глава 7
Господство Ельцина
Ельцин победил в борьбе за власть. Теперь ему предстояло пережить этап своего собственного господства, когда ожидалось, что он возьмет на себя политическую ответственность за решение проблем, стоящих перед Россией, связанных, в частности, с распадающимся государством и с экономикой на грани краха. Вызванные этим ожидания были во многом сформированы тем общественным имиджем, который он обрел в ходе обхода Горбачева с флангов. Ельцин построил свой авторитет и захватил политическую инициативу на базе расширенной, но в значительной степени основанной на отрицании программы: против коррупции, против привилегий, против партаппарата, против коммунизма, против Горбачева и, наконец, против «центра» (то есть советской власти Кремля). Апогей этого накопления авторитета пришелся на август 1991 года, когда в глазах многих граждан он приобрел статус почти легендарного героя, взобравшись на танк перед Белым