Торопливо увязав платок – не руками, конечно, – Ольгаопустилась, едва не упала в высокую траву. Трава с тоненьким хрустом ломаласьпод ней, превращаясь в ледяную кашицу, и это было на самом деле, а не казалось.Холод медленно, ужасно медленно рассеивался, уступая место обычной ночнойпрохладе, показавшейся сейчас обжигающей.

И во всем теле, и в сознании творилось нечто неописуемое.

– Госпожа моя, вам суждено быть великойколдуньей, – прошептал за плечом Джафар. – С этим созданиемсправиться при первой же встрече…

– Что это? – спросила Ольга. – Или – кто онотакое?

– Представления не имею, – чуточку сварливоотозвался джинн. – Я же говорю, из каких-то невообразимо древних времен, ато и из времен до времени. На нашей стороне черты, госпожа моя, хватает такихвот, насквозь непонятных, заблудившихся в чужих временах, вы еще не самоеопасное видели… Привыкайте, коли уж взялись.

– Сказать по совести, я это себе представляла совсеминаче, – призналась Ольга, чувствуя разливавшуюся по всему телуневероятную усталость. – Колдунья при нужде произносит выученное назубокзаклинание, делает пассы, и… и все устраивается наилучшим образом, как и былозадумано. А тут на каждом шагу такие мысли, чувства и ощущения, какие людскимисловами описать невозможно…

– Привыкайте, – усмехнулся джинн. – Это свами, прелестница, знаете ли, надолго. Оч-чень надолго, вы еще и неосмотрелись-то толком, не обвыклись, не обжились. Прошлись по верхам, скраешку…

– Но ведь все удалось?

– Везет вам, – сварливо отозвался джинн. –Ждалось, конечно, а могло и так обернуться, что оно бы вас сглотнуло, каклягушка муху. Не зря же Ночное Племя того, что у вас в руках, боится до ужаса –а они мало чего боятся, знаете ли…

Ольга встрепенулась, спохватившись:

– Ну, в таком случае, чего стоим? Ноги в руки – ирассыпь-ка все это вокруг Таниной спальни, как мне объяснял…

– А может, вам самой лучше…

Не хотелось ему признаваться, что у нее попросту нет силхотя бы пошевелиться, – в воспитательных целях следует изобрести совсемдругие мотивы…

– Ага, – ядовито сказала Ольга. – Я еще будуза тебя выполнять вовсе уж пустяковую работу, с которой тебе справиться – разплюнуть! Коли уж есть госпожа, должен быть и слуга… Кувшинчик… – добавилаона многозначительно. – Так что, милый друг, лети и трудись… Кому говорю?

С видимой неохотой приняв из ее рук тяжелый узелочек, Джафарстал медленно растворяться в воздухе, причем еще долго слышалось егонедовольное ворчание. Когда он пропал окончательно, Ольга с невероятным облегчениемопрокинулась прямо в таявшую ледяную кашицу бывшей травы, разбросала руки и,лежа без движения, уставилась на звезды, крупные и мерцающие. Силы понемногувозвращались, что-то успокоительное лопотали кроны деревьев под легкимветерком, размеренный шум мельничного колеса был приятен, и оказалось, чтоневероятно славно лежать вот так, посреди необозримой ночной чащобы, зная, чтоотныне никакая опасность ее здесь встретить не может, что она тут хозяйка иможет многое из того, что обычные люди сделать не в состоянии. Эти новыеощущения оказались несказанно радостными и пьянящими, сейчас она ни о чем нежалела и не боялась будущего.

– Ну и пусть, – сказала Ольга, глядя назвезды. – Вы же сами мечтали об интересной жизни, милая барышня? Вот васкто-то и услышал… Переживем, а?

Потом она взлетела над травой – бездумно, как обычные люди,случается, вышивают или перебирают драгоценности. Уже обретя некоторое умение,вполне ловко перевернулась в воздухе и поплыла над темными верхушками деревьевкак бы полулежа, опираясь локтем на невидимую подушку. Не было ни страха, нинеудобства – одно восхищение новой жизнью.

Внизу синим холодным светом блеснуло нечто странное: будтокучка тлеющих головешек прогоревшего костра, разве что цвет у головешек другой.Она остановилась в воздухе, посмотрела вниз. В общем, ничего странного:всего-навсего оказывает себя никем до сих пор не разысканный клад. То лиразбойнички закопали добычу, то ли, наоборот, кто-то предусмотрительный, недоверявший кладовым и банкам, сделал запасец про черный день. А может, в старыевремена, когда гремела очередная война, здесь запрятали все достояние – да такза ним и не вернулись. Как бы там ни было, клад простой – не заговорен ни однимиз многочисленных способов, ни единого заклятья на нем не брошено, покойниксверху не положен. Хороший, чистый клад. Нужно будет запомнить место, такиевещи в жизни юной небогатой девушке всегда пригодятся…

Она поплыла дальше, как дым костра с неспешным ветерком.Повернула голову, уловив краем глаза некое движение на реке. Неподалеку отберега в воде плескались изящные, зеленовато светящиеся силуэты, слышалсядевичий смех и обрывки разговоров. В первый миг Ольга не на штуку испугалась,впервые в жизни воочию узрев русалок, но тут же вспомнила, кто она теперьтакая, и посмеялась над собой. Но задерживаться над тем местом все равно нестала: в отношениях меж населяющими эту сторону существовал, оказывается, свойэтикет и свои правила, которые следовало соблюдать…

Надолго задержалась, присев высоко на ветке дерева – посколькувнизу, на обширной поляне, происходили интересные дела. Объявившийся тамобычный мужик, которому вовсе нечего было делать в такое время и в таком месте,не спеша разделся, с крестьянской аккуратностью складывая одежду под деревом,на котором притаилась Ольга, – а потом старательно примостил в расщелинупня ножик острием вверх, проверил, хорошо ли держится, перекувырнулся черезнего… И не стало мужика, как не бывало, а объявился уже матерый волчище,принявшийся поначалу носиться по поляне, словно маленький веселый щенок,прыгая, катаясь по земле. Потом встал на лапы, отряхнулся и деловито затрусил вчащу. Ольга понятливо покачала головой: вот вынь сейчас кто-нибудь ножик – ибегать мужику в волчьем обличье, хорошо еще, если семь лет, а то и всю оставшуюсяжизнь. Все так, как в крестьянских россказнях… а россказни ли это? Кто знает,сколько их еще окажется доподлинной правдой…

Задумавшись, Ольга, как оказалось, пролетела немалое время инемалое расстояние. Сверху местность казалась поначалу вовсе незнакомой, потомучто выглядела совершенно иначе, но потом Ольга стала понемногу опознавать идорогу, и деревеньку внизу с церковкой, а там и мостик показался вовсе ужхарактерный…

Как-то так получилось, что ее занесло в имение Челищевых –вот уже и барский дом виднеется, вот и службы, конюшни. Ни единое окно несветится.

Ольга хотела повернуть к себе домой, но вдруг остановилась ввоздухе, приняв вертикальное положение стоящего человека.

Мысль пришла совершенно неожиданно, в ней смешались и обида,и озорство, и оскорбленная гордость…

Уже не колеблясь, Ольга решительно полетела к дому. Увидетьее было некому – разве что единожды внизу неуверенно брехнула собачонка, судяпо тявканью, маленькая и робкая.