из Государственной службы по контролю безопасности пищевой продукции, и это меня подстегивает. Хочется, чтобы инспектор отметил, как ладно у нас тут все устроено и как хороши благодаря этому наши свиньи. «Всем пример!» – так бы сказал инспектор в моих мечтах. Так что стою, скоблю, скребу и тру в поте лица.

Чувствую, что руки и пальцы уже начинают неметь. По-моему, убирать там, где навоз не успел слежаться, особенно трудно. Скребок не очень для такого пригоден. Никак не получается вести его плавно, лезвие скребет по полу, натыкается на что-то, идет рывками. Я так спешу, чтобы успеть вовремя, что не замечаю появления Лейва. За спиной раздается голос:

– Скребок переверни.

– Что?

– Ты его держишь неправильно. Переверни лезвие, чтобы поменять угол наклона.

Делаю, как велит Лейв, утираю пот со лба и принимаюсь за работу с новой силой.

Ну и видок, должно быть, у меня сейчас…

Запыхался и устал. По мере того как я перехожу от отсека к отсеку, перестаю видеть перед собой свиней. Для меня они превращаются в сплошную розовую массу, которая только мешает работать. А когда все же изредка обращаю на кого-то из них внимание, мне впервые приходит в голову, что в свином рыле и правда есть что-то явно отталкивающее и уродливое. Похоже, даже я готов сдаться, раз сам это заметил.

Что же есть такого в свином рыле, что оно нам видится безобразным? Можно сказать «красивое лицо», а можно – «уродливое лицо». Иногда говорят «безобразное рыло», но никогда не услышишь «прекрасное рыло». Это оксюморон, недопустимое сочетание, логическое противоречие, как назвали бы его философы.

Люди начали предаваться размышлениям о мире десятки тысяч лет назад, и однажды стало ясно, что красота – понятие относительное. Впрочем, отложим пока разговоры об относительности: что такого есть в свинье – объективно, – что ее уродство закрепилось в языке и культуре? В романе Уильяма Голдинга «Повелитель мух» свиная голова, насаженная на кол, стала олицетворением всего жестокого и демонического, что живет в каждом из нас. Даг Солстад тоже выбрал именно свиную голову для описания самого безобразного, что мог себе вообразить, – США. Сюжет романа «Арман В.» (Armand V.), названного по имени главного героя, разворачивается вокруг судьбы норвежского дипломата. Юный радикал Арман, критикующий Соединенные Штаты, поступает практикантом на службу в Министерство иностранных дел, где постепенно постигает и принимает правила большой политической игры, в которой США диктует Норвегии каждый малейший шаг на международной арене. Однажды, по случайности встретив американского посла у соседнего писсуара, Арман явственно вспоминает прошлое и, глядя на политика, видит не лицо, а свиное рыло.

Определить, что именно делает свиное рыло уродливым, трудно не только из-за противоречия между объективным и субъективным. Основная проблема заключается в том, что мало кто пытался докопаться до сути и понять, а что вообще значит «уродливый». Философы рассуждали о «красоте», биологи больше изучали «влечение». А вот понятиями «уродливый» и «безобразный» никто почти и не интересовался.

Впрочем, были и те, кто не прошел мимо. Одним из них стал Умберто Эко. И все же в его книге «История уродства»[297] о свиньях говорится мало. Эко рассматривает вопрос, как уродливое и безобразное выражается в искусстве и литературе, и пишет (эта мысль имеет принципиальное значение для всех, интересующихся данными понятиями), что, хотя антоним красивого – уродливый, отсутствие красоты – еще не наличие уродства. Отсутствие красоты – это, скорее, «безликое», «обыкновенное», а в худшем случае – «скучное». «Уродливое» требует наличия уродства. По мнению Эко, уродство может выражаться по-разному: в эстетическом, эмоциональном или моральном плане. Не менее важен и вывод, к которому приходит философ. Культурная история безобразного свидетельствует о том, что уродство осознается «как человеческая драма»[298][299]. Эко имеет в виду, что мы часто называем уродливым нечто, не соответствующее нашим представлениям о том, как оно должно выглядеть и каким быть. Вот почему дисгармоничное, непропорциональное и деформированное часто кажется нам таким отталкивающим.

Не в этом ли разгадка неприязни к свиному рылу? То, что первым бросается на нем в глаза, одновременно делает свиней уникальными, отличает их от множества других созданий и нарушает наши представления о том, как должны выглядеть животные. Речь, конечно, идет о пятачке. У большинства животных внимание привлекают в первую очередь глаза, а линии носа обычно закругленные и плавные, но у свиней все наоборот. Голый влажный пятачок приковывает взгляд, а глазки маленькие и незаметные. В массовой культуре свинка предстает в лучшем случае обаятельной, забавной и милой, но красивой ее никак не назовешь.

Такую закономерность подметили многие. В частности, компания Disney, которая на протяжении целого столетия дорабатывала и подгоняла своих персонажей под вкусы зрителей. Наиболее показателен пример ранней версии Микки Мауса. Когда Микки впервые появился на экранах в 1928 г., внешне он мало напоминал того очаровательного, милого симпатягу, который знаком нам сегодня. В эссе «Биологи – с уважением Микки Маусу» (A biological homage to Mickey Mouse)[300] выдающийся палеонтолог Стивен Гулд анализирует постепенные изменения, можно даже сказать, эволюцию этого персонажа на протяжении полувека с 1928 по 1978 г. Рассматривая рисунки разных лет, Гулд заметил, что из хитроватого существа, смахивающего, скорее, на крысу, Микки все больше начинает напоминать ребенка: высокий лоб, большие глаза и маленький носик. Коротко говоря, это все те черты, которых лишены свиньи. Может, корпорация Disney и не придала своему открытию научный статус, но вполне могла бы это сделать, потому что сегодня это явление известно биологам как «отклик на миловидность» (cute response). Под ним понимается эволюционный механизм, который побуждает и людей, и животных заботиться о своем потомстве[301]. Как это проявляется в нас? Верно, малыши кажутся нам милыми, и мы глаз от них отвести не можем. Данную теорию сформулировал Конрад Лоренц, один из основоположников этологии, науки о биологически обусловленном поведении. В исследовании, проведенном в 1950-е гг., Лоренц показывал, что детеныши всех животных имеют в целом сходные черты. По мнению Стивена Гулда, этот механизм сбивает нас с толку, заставляя реагировать на детенышей других биологических видов и даже на рисованных персонажей. Уолт Дисней открыл этот секрет успеха и эффективнее всего использовал его в вышедшем в 1942 г. мультфильме об очаровательном олененке Бэмби: высокий лоб, большие глаза и маленький носик.

Хотя молоденькие поросята, без сомнения, могут быть милыми, поскольку обладают теми же чертами, что свойственны