— До пожара?

— До. А еще — после. Вечером. Он не хотел беспокоить меня, но все же вернулся. Полагаю, он очень беспокоился за свои бумаги. В нем есть что-то от маньяка, вы не находите?

— Есть немного, — согласилась Ориан.

— Во всяком случае, он не боится ездить на мотоцикле, а это мне не очень нравится.

— Не знала я, что он может водить мотоцикл, — заметила следователь.

— Да нет, мотоцикл вел кто-то другой. Но они не хотели, чтобы я их видел. Доказательство: они вышли через окно, а не через мою комнатушку. Вероятно, не хотели меня беспокоить.

— Я пройду в кабинет, — сообщила Ориан.

Лифт не работал. Она поднялась пешком на свой этаж и прошла прямо в кабинет. На первых ступенях лестницы, ведущей на пятый этаж, была расстелена пластиковая красно-белая лента. Наверняка во вторник придут эксперты подсчитывать размеры ущерба и попытаться определить причину пожара. Ориан бросилась к автоответчику, убедилась, что посланий для нее не было. Она проверила громкость, покрутила диск, успокоилась. Все работало. Может быть, ей звонили, назначили место встречи, чтобы пропустить по стаканчику или прогуляться по скверам? Ориан решила записать сообщение на своем автоответчике для Ладзано. Она не помнила, как это делается, пришлось искать инструкцию. Времени ей потребовалось немало — она не раз ошибалась, а когда наконец разобралась, то осталась не удовлетворена первыми попытками. Свое послание она нашла холодным, отчужденным, слишком профессиональным.

Она сделала другую запись, более мягкую, чувственную, но тотчас стерла ее, сообразив, что этот прибор служит не для целей Ориан-влюбленной, а следователя мадам Казанов. Наконец она нашла верный тон. Чтобы прослушать свое сообщение, Ориан вошла в кабинет Маршана и набрала свой номер. Когда она выходила, взгляд ее упал на необычный предмет. На кожаном кресле небрежно лежала коробочка с презервативами. Действительно, забавный тип этот Маршан, — подумала она.

Ориан пробыла на работе до восьми вечера. Телефон не звонил. Вахтер предложил поужинать вместе с ним. Она отказалась, ей хотелось побыть одной, чтобы никто не видел, как вместе с ночью приближается и желание плакать.

Весь уик-энд Марк Терренёв предавался мрачным мыслям, прогнать которые не могли ни игры с детьми в бассейне, ни партия в теннис с соседом, пилотом авиалиний. В сорок три года Терренёв был одним из руководителей «Атом-Франс». В год он зарабатывал около миллиона франков, не считав премии за эксплутационные контракты, которые иногда удваивали, а то и утраивали его доходы; так было в 1994 году, когда ему стоило немалых усилий пристроить две АЭС в Китае. До самого конца сделка висела на волоске. За шесть месяцев, предшествующих заключительному протоколу, Терренёв восемнадцать раз летал в Пекин. Коммерция была для него многим больше, чем работа. Это была страсть, смешанная с наслаждением. Служба национальным интересам сочеталась с личными дипломатическими качествами. В данном случае речь шла о том, чтобы показать себя лучше, чем американцы, и держать на расстоянии немцев и итальянцев. Одним словом, здесь было все: пускание пыли в глаза и искренность, умение быть гибким и твердым, маскировка зубовного скрежета смехом. В этих нелегких испытаниях Терренёв показал себя с наилучшей стороны. Китайцы один раз даже решили, что он при смерти, и снизили цену до суммы, устраивающей «Франс-Атом». Он не стал их разубеждать. Выслушал их точку зрения, а на следующий день в полном здравии дал им ответ. Всю ночь в номере отеля он рассматривал различные варианты выхода из западни, устроенной ему партнерами. Когда они встретились, он занял высокомерную позицию, согласно которой на этот раз он не мог больше идти ни на какие жертвы, не потеряв свою честь в глазах своей страны и фирмы, нанявшей его. Он знал, что подобный аргумент мог оказать давление на китайских посредников, руководствовавшихся принципом никогда не терять лицо перед тем, в услугах которого возникла нужда. После ночи дискуссий Терренёв выложил на стол предложение, заготовленное им ранее, — он приберег его под конец разговора, чтобы поднять напряжение. Он указал, что если Китай подпишет контракт в таком виде, то дополнительным соглашением будет предусмотрена передача технологий второго реактора. Для осуществления этого крупного проекта потребуется два миллиона китайских рабочих. Таким образом соглашение с Пекином было достигнуто незамедлительно. Повезло еще, что подписание было осуществлено до продажи националистам Тайваня нескольких «миражей» и «фрегата».

Несколько месяцев спустя после удачной сделки, принесшей ему существенное денежное вознаграждение, шеф вызвал его. «Терренёв, — сказал он ему, — я ничуть не умаляю ваши заслуги, которые мы оценили в полной мере в ходе подписания контракта с китайцами. Знаю, у вас были сомнения по поводу удачного финала — особенно в конце, — были они и у меня. Помогло некоторое вмешательство политического характера, активированное по моей инициативе. Короче, если бы Октав Орсони не пустил в ход свои связи в официальных кругах, сделка могла ускользнуть от нас. Китайцы договорились бы с американцами или нашими итальянскими друзьями».

Терренёв спрашивал себя, к чему это многословие патрона. Лично он никогда не встречал Орсони, не знал — ни кто он, ни какую роль мог играть. Но, как ни крути, выходило, что, несмотря на все сделанное Терренёвом в качестве руководителя переговоров ради контракта на двадцать миллиардов франков, был еще человек, остававшийся в тени, но способствовавший его подписанию. Патрон добрался до сути:

— Некий следователь финансовой бригады, Гайяр, подозревает нас в передаче более двадцати миллионов франков Октаву Орсони через подставные фирмы в качестве вознаграждения за посреднические услуги. Эти суммы были обнаружены на счетах различных политических партий парламентского большинства. Бесполезно вам говорить, что мы должны все отрицать.

— Сплошное вранье? — с кисло-сладкой миной спросил Терренёв.

— Между нами — да, Официально — конечно же, нет. Вот почему я прошу вас составить коммюнике, в котором бы утверждалось, что мы не переводили никаких комиссионных кому бы то ни было и что эта ложная информация разносится с целью навредить французско-китайским экономическим отношениям.

Терренёв хотел знать, получал ли Орсони деньги за услуги в подписании этого контракта. Патрон вынужден был признать: «Да, но все несколько сложнее, чем вы думаете, и все лавры достались вам, и только вам». Любопытно, но все эти подозрения остались без последствий, словно растворились в бесконечных процедурах, на проведении которых следователь Гайяр потерял немало сил и иллюзий. Терренёв никогда больше не слышал ни об Орсони, ни о скрытых комиссионных. Строительство в Китае завершилось без всяких осложнений.

Но после эффектного выступления депутата Жилля Бризара в Национальной ассамблее и вопреки отвлекающему маневру его противников, которые хотели скомпрометировать его с молодой бирманкой, связанной с одним из генералов хунты, участь АЭС, обещанных Рангуну, оказалась под угрозой. Марк Терренёв не удивился, что патрон на следующий день забрал у него досье без всяких объяснений. Он помнил об Орсони и захотел все выяснить. Терренёв знал, что патрон уехал на несколько дней в Марбеллу, и как ни в чем не бывало позвонил его секретарше, спросил, может ли он встретиться с месье Орсони. Ему было интересно, существует ли этот человек на самом деле. Каково же было его удивление, когда секретарша ответила, что месье Орсони тоже пребывает в Марбелле, но вернется в контору во вторник. Терренёв не верил своим ушам.