— У меня нет никакого желания льстить, — резко оборвала его Ориан. — Я просто с горечью констатирую, что дьявол всегда завладевает благородными душами, дорога к успеху которых выбрана заранее. В семидесятых годах вы обогатились, развив сеть замораживания рыбы в промышленных целях. Вы выиграли джекпот и совершили первый низкий поступок. Отец Ладзано не может выступить свидетелем, также как и его сын Эдди, по наследству принявший на себя вашу озлобленность. Начиная с того времени вы стали символом непобедимой Франции, обеспечивая ей рынки сбыта. В Марселе вы даже открыли одну из первых школ языкознания. Вы развили в себе чувство непомерной самоуверенности, добились, чтобы вас признали в высшем обществе… Вы, сын простого рыбака.

— Мой отец был маклером, посредником по продаже рыбы, — поправил Дандьё, несколько задетый словами Ориан.

— Очень хорошо, рыбный маклер! Недаром все оценили вашу ловкость в делах. Никто и не сомневался, что победы ваши происходили от уничтожения конкурентов. В ходе следствия я покопалась в архивах. Сегодня много позабыто, но попробую назвать вам предприятия Марешаля, Урбэна де Грасса, отца и сына Пармантье в Био.

Дандьё нахмурил брови..

— В добрый час! — издевалась Ориан. — В вашей памяти еще кое-что осталось. Да, все предприятия, которые вы утопили, обеспечив себе монополию на продажу. Их исчезновение позволило вам стать настоящим властелином Средиземноморья. Вас заметили влиятельные политики. Подумать только, совсем молодой человек произносит речь по социальным вопросам и уверяет, что ликвидирует безработицу во всем регионе, если все начнут есть его рыбу! Сенсация, да и только! Есть фотография: вы стоите рядом с министром промышленности первого правительства Моруа. У вас была все та же русая прядка, пользовавшаяся огромным успехом у женщин, если верить слухам; с вас не сводили глаз ваши поклонницы. Министр наверняка боялся, что в один прекрасный день вы займете его кресло. За двадцать лет вы окружили себя сторонниками поэзии, если можно так выразиться. В вашем рифмованном лексиконе дружба рифмовалась с сообщничеством, амбиции с коррупцией. Вас выбрали генеральным секретарем левых либералов, затем приблизили к премьер-министру, поручив заниматься реконверсией промышленности. Вы удачно женились, взяв в жены красивую и скромную женщину — Диану де Вибрак, отец которой, Шарль, девять раз был министром при двух республиках — IV и V. Это вам помогало, потому что он пользовался большим авторитетом. Потом вас видели среди наиболее крупных промышленников, хотя фамилия ваша была почти неизвестна. Как по мановению волшебной палочки, добрые феи создали вам популярность в среде выборщиков. Позвольте мне улыбнуться, так как ваша народная популярность оказалась завоеванной слишком уж быстро. Когда премьер-министр создавал новое правительство, вполне естественно он обеспечил вас постом. Затем в течение нескольких месяцев вы были серьезным кандидатом на президентство. Потому-то я и задаю себе вопрос: какая нужда заставила вас убивать неудобных вам людей, разгадавших ваши делишки с Бирмой и Габоном? У вас был огромный штат, вы свободно распоряжались колоссальными суммами, одаривали ими служащих вам, переводили деньги в различные банки… Нужен ли был вам этот старый хрыч Орсони со своим хулиганьем, вытащенным с социального дна?

Дандьё пожал плечами, а Орсони внутренне негодовал, не веря ушам своим.

— Вы забываете еще об одном измерении, и это неудивительно, поскольку речь произносите вы, — обронил министр, скользнув пренебрежительным взглядом по Ориан.

— О каком же, осмелюсь спросить?

— Удовольствие, мадам, наслаждение. Это понятие не учитывается в национальном богатстве… Неведомые вам наслаждения, да. Еще подростком я испытывал ни с чем не сравнимое, удовольствие, найдя блестящую остроту. Теперь же я испытываю то же самое, лишая кого-то жизни.

Ориан похолодела, Дандьё становился опасным. Пора было кончать этот маскарад, пока не пролилась кровь. Ориан достала из сумочки мобильник и нажала одну кнопку, По этому сигналу в помещение ворвались вооруженные полицейские. Раздавались громкие шаги, послышались выстрелы у входной двери. Шан и Сюи, повинуясь знаку Дандьё, не двинулись с места. У Орсони был униженный вид.

— Нас постоянно прерывают, — пожаловался Дандьё, которому не терпелось закончить свои объяснения, хотя бы и без адвоката. — Леклерк был единственным, кто понял правила игры, придуманной мной. И это раздражало меня, Вы находите меня инфантильным, не так ли?

— Нет, преступником, — бросила Ориан.

— Кстати, — спохватился он, направляясь к выходу между двух полицейских, — для чего вам нужно было присутствие Сюи?

Следователь торжествовала.

— Эстет вроде вас ничего не понял?

— По правде говоря…

— Так и быть, помогу… В имени Ориан есть одно «о», одно «и», одно «а» и одно «е»{11}. Если вы еще добавите «ю» и «игрек» Сюи, то получите полный набор гласных алфавита.

Улыбка восхищения озарила лицо убийцы Дандьё.

Весь этот бомонд увезли на набережную Орфевр. Ориан на какое-то время осталась одна в парадной гостиной. Она силилась угадать, где стоял Ладзано, когда приходил сюда, в какое кресло садился, на какие картины смотрел. Потом она резко встала и вышла, не обернувшись.

Она бесцельно шла прямо. На этот раз все было кончено. Шелестела на ветру листва старых лип у замка Мюэтт. Ориан принюхалась к весеннему воздуху. Ноги вели ее к Сене, в направлении Дома радио, откуда в эфир полетела новость: министр Республики арестован. Вырисовывался неподвижный силуэт статуи Свободы, освещенной галогеновым светом речных трамвайчиков.

Ориан задумалась и не сразу заметила, что рядом остановился автомобиль, Леопольд Гайяр пригласил ее сесть в машину.

— Можно сказать, вы здорово поработали, — с восхищением сказал он. — Чертовски здорово, просто отлично!

Она ничего не ответила, но ее вдруг охватило полнейшее спокойствие. Она познала сомнение и гнев — чувства, рожденные страстями. Она даже преступила закон, чтобы рассчитаться с теми, кто растоптал ее идеал. Ей пришлось сомневаться но всем, даже в законе.

Впервые в жизни Ориан мысленно увидела лица всех тех, кого она засадила в тюрьму: мелких зарвавшихся коммерсантов, бизнесменов, совершивших правонарушения, бухгалтеров-воров… Она поняла, что действовала жестоко, лишив их свободы: ее понятие о правосудии было неверным. Теперь-то она знала — те, кто сочинял законы, не считали необходимым придерживаться их. Они пользовались правом неприкосновенности, считая себя выше всех в современном обществе. Их состав преступления ограничивался не миллионами франков, а миллиардами долларов. Это была настоящая мафия, действовавшая безнаказанно, — они противопоставляли себя обществу, гражданам. Не мелкая сошка, а крупные руководители финансово-промышленной империи. Она только что свалила одного из них. Она открыла ящик Пандоры. И отныне она продолжит биться только с ему подобными.

Она вновь стала собой: следователем, которого все будут уважать и бояться.