– Почему ты спрашиваешь? – вскинула на меня глаза Шура.

Я поняла, что попала в точку – только еще не знала какую.

– Шура, это не шутки, – серьезным тоном произнесла Полина, которая тоже что-то почувствовала. – Тебе жить надоело? Или в психушку хочешь?

– Но, девочки…

– Зачем ты встречалась с отцом? – жестко спросила я.

– Я слово давала, что никому не скажу, – заревела Шура и закрыла лицо руками.

Мы с Полиной быстро переглянулись.

– Я клялась маминым здоровьем…

– Мама мертва, – напомнила Полина. – Где ты встречалась с отцом?

– На даче… – простонала Шура из-под ладоней, закрывавших лицо.

– Ты ездила на нашу старую дачу? – уточнила Полина.

Шура кивнула.

– Зачем? – спросила уже я.

– Отец там заперся после возвращения из Швейцарии. Ни с кем не хотел разговаривать, мобильный отключил.

– Это после того, как узнал, что смертельно болен? – уточнила я.

Шура кивнула.

– Он тебя вызвал? – спросила Полина.

– Нет, я же говорю, что он никого не хотел ни видеть, ни слышать. Меня Леня попросил к нему съездить! Я не могла отказать Лене! Он столько для меня сделал! И я знаю, что всегда будет делать. А тут он меня попросил. Я наконец могла что-то сделать для него.

– Что хотел Леня?

– Я слово давала!

– Шура!!! – взвыли мы хором.

– Адрес биохимика, который ведет разработки. Я ничего больше не знаю! Леня так сказал! Велел мне запомнить фразу. Он сказал, что отец поймет. И отец понял! То есть… Понимаете, девочки, Леня сказал, чтобы я вначале посмотрела, не живет ли на нашей старой даче какой-то мужик. Надо было приехать к папе с продуктами, проявить беспокойство. Не уходить, пока не откроет.

– Он открыл?

– Не сразу.

– Чем он занимался?

– Стулья чинил! Наши старые стулья, которые уже много лет назад вывез из квартиры на дачу. Выбросить было жалко, а на даче как раз стулья требовались. Но часть за эти годы сломалась. Лет-то им сколько? По-моему, сломанные лежали на чердаке. Так вот, я приехала, подхожу к даче, а оттуда доносится стук молотка. Папаша дверь мне открыл, а я рот раскрыла. Он был в старых тренировочных, в которых еще в годы нашего детства в лес за грибами ходил, и в какой-то старой фуфайке. С пилой в руке! Он стулья чинил! Я подумала, что у него крыша поехала.

Шура вручила отцу мешок с продуктами, он велел ей приготовить ужин, а сам пошел дальше стульями заниматься. Шура заглянула на чердак, потом в подпол. Прятаться мужику было негде. Значит, следовало спрашивать у отца прямо. Она спросила.

Отец долго орал, потом вышвырнул Шуру пинком под зад из дома.

– Он понял, что биохимик нужен Лене, и велел передать, что мой муж ничего не получит. Леня долго вздыхал, потом велел мне поклясться маминым здоровьем, что я никому не расскажу про свою поездку к отцу.

– А почему он хотел ее скрыть? – уточнила я. – Из-за своего желания выйти на ученого?

Шура пожала плечами. Полина уточнила, что за ученый. Я пересказала услышанное от угольного короля и его приятеля. Вероятно, имелся в виду тот человек, который разрабатывает – или уже разработал – средство от разных видов зависимости. У Леонида фармацевтический бизнес. Если бы он получил формулу такого средства (пусть от одного вида зависимости), то обогатился бы.

– Кстати, а не съездить ли нам всем к братцу в клинику? – вдруг высказала предложение Полина. – Как раз поговорим с главврачом. Надо услышать мнение специалиста о потенциальных возможностях изобретения. Насколько я понимаю, если будет изобретено средство, избавляющее хотя бы от одного вида зависимости, то оно потянет на Нобелевскую премию – и одновременно лишит огромных доходов весьма крупную группу дельцов.

Я кивнула. Я была полностью согласна с Полиной. Я уже думала об этом. Подобное изобретение нужно человечеству и не нужно торговцам наркотиками, производителям сигарет, дешевой алкогольной продукции. Хорошие вина, коньяки и виски, конечно, останутся, но количество покупателей дешевой водки резко сократится! И количество покупателей сигарет. Про наркотики вообще молчу.

Главный удар, конечно, будет нанесен по наркоторговцам. А они не хотят лишаться сверхприбылей и вообще каких-либо прибылей. Они должны постараться найти и убить разработчика – пока разработка не запущена в производство. И должны уничтожить все материалы.

Мне стало понятно, почему наш отец скрывается в клинике доктора Авакяна.

Полина сказала, что к завтрашнему дню выяснит, как лучше всего ехать к клинике, и заедет за нами обеими. Поедем на ее машине.

Нас с Шурой это устраивало. Мы расстались до завтра.

Но мне пришлось самой ехать к дому Шуры. Позвонила Полина и почти истеричным голосом прокричала в трубку:

– Приезжай немедленно. Шура спятила!

Когда я подъехала к дому Шуры, то увидела собравшуюся толпу зевак, причем народ все прибывал и прибывал, видимо, вызванный друзьями и родственниками. Кое-кто был с биноклями и подзорными трубами. Уже подъехало телевидение и пишущие журналисты. Как я поняла по разговорам, ждали МЧС. Машина «Скорой» стояла в сторонке. Внутри сидел один водитель. Возможно, врачи находились в здании. Я также заметила две милицейские машины, но милиция никаких действий не предпринимала – ни в отношении Шуры, ни в отношении граждан. Кто-то из милиционеров курил, кто-то разговаривал по мобильному телефону, все то и дело бросали взгляды на мою сестру, устроившую бесплатное представление.

Абсолютно голая Шура плясала на крыше и что-то орала. Она странно размахивала руками над головой, потом кружилась вокруг своей оси, затем пускалась вприсядку, падала носом, вставала, опять махала руками.

Я поставила машину метрах в трехстах от подъезда – ближе было не втиснуть, позвонила на мобильный Полине, продолжая наблюдать за пляской Шуры на крыше.

– Я в ее квартире, звони в домофон, я открою. И здесь тебя пропустят.

Но мне еще предстояло прорваться сквозь журналистов, которые меня узнали и набросились, как коршуны.

– Ничего не знаю, – повторяла я. – Меня вызвали на место.

Наконец за мной закрылась дверь подъезда. В квартире Шуры, где я была вчера, находились Полина, Леонид, бабка Светлана Семеновна, которая не могла пропустить такой захватывающий «спектакль», а также два медика, мужчина и женщина средних лет.

Мужчина как раз советовал Леониду и Полине вызвать частного переговорщика. У нас в городе есть несколько высококлассных специалистов, убеждающих граждан и гражданок (богатых дур и дураков) отказаться от самоубийства. Эти услуги стоят дорого, но они того стоят.