Лучезарный, хотя и затратил существенную энергию на подъем по Колодцу Пауков, был сильнее, чем раньше, потому что близость Неморы к Извечной Звезде заряжала его Чармом. Но он еще не набрал столько силы, чтобы снова занять свой невидимый пост рядом со сном безымянной госпожи. Хотя он изменился. Волосы его раздувались как поток тепла, а глаза — щелки раздробленного света — горели звездами.

Холмы поросли лесом, где кипела жизнь, но оставаться незамеченными среди стен плюща и занавеса мхов было нетрудно, даже когда появлялись охотники. Эти кобольды искали на холмах определенных тварей для племенных дворов деревень. Экономика вельда зависела от поставки зверолюдей в качестве рабочих в остальные области Неморы, покрытые льдом.

С высокого сука сожженного молнией кедра Рик Старый утолял свою тоску по дому, незаметно наблюдая, как трудятся внизу кобольды ради своего племени. Одни копались в садах и огородах, разбитых в виде колеса со спицами, другие починяли колодцы и соковыжималки, но большинство работало в племенных дворах.

В отличие от прочих смертных Светлого Берега, кобольды не нуждались в амулетах или талисманах. Чарм, естественным образом содержащийся у них в костях, вполне удерживал их на поверхности, когда Немора погружалась в ночь. Лишенные ветра Чарма, веющего от Извечной Звезды и удерживающего их на месте, эльфы, огры, люди, гномы — все смертные, кроме кобольдов, рисковали оторваться от земли как дым: если они теряли балласт сознания, то в темные часы их уносил прилив — сперва в небо, а потом во внешнюю Бездну.

Кобольды же обладали не только устойчивостью из-за чармоносных костей, но и невероятной способностью использовать внутренний Чарм для своего кобольдского волшебства.

И это волшебство включало умение сливать гаметы — семя — различных животных и разумных смертных. Сочетание эльфов, людей и птиц порождало звериный народ, полезный на ткацких фабриках в ледовых пещерах. Благодаря острому зрению и ловким умелым рукам зверолюди были лучшими портными и швеями во всех мирах. Сами кобольды славились изяществом и вкусом в одежде.

Люди-птицы превосходно умели собирать нити улиток, которые моллюски оставляли на заснеженных скалах. Эти цветные нити улитки выпускали, чтобы пересекать трещины. Для собирания паучьего шелка кобольды скрещивали смертных и крыс. Крысолюди ценились в текстильной промышленности не только за умение собирать ткань пауков, но и за несравненное искусство работы на ткацких станках.

Спрос на специализированных рабочих для одежных фабрик в ледяных пещерах никогда не падал, и теперь Рик смотрел, как деревенские жители тренируют группу молодых зайцелюдей. Худощавые тела в зимнем мехе бежали дистанцию с препятствиями между коралями и загонами племенных дворов. Когда они наберут нужную быстроту и силу, их продадут в ледовые края как тягловую силу для саней и как посыльных.

Веками звериный народ обменивали на товары из других миров, и потомки этих смертных со звериными метками попадались повсюду. Только огры открыто возражали против кобольдской магии, порождающей зверолюдей. А эльфы и люди охотно отдавали свою нищую молодежь на племенные дворы в обмен на непревзойденные ткани и одежду с Неморы. Этим донорам генетического материала кобольды хорошо платили: зачатием или рождением одного двух детей со звериными метками для волшебников-кобольдов молодежь зарабатывала достаточно, чтобы выкупить себе свободу и прожить безбедно еще тысячу дней. Нехватки желающих не было.

В детстве Рик мечтал изучить ремесло разведения зверолюдей, но семья его переехала в ледяные пещеры раньше, чем он достиг возраста ученичества. Он задумался на миг, как бы повернулась его жизнь, если бы он сейчас работал на племенном дворе. Нравилась бы ему эта кропотливая магическая возня со всеми этими чашками, полными алого студня и желтков?

Он стал учеником не у волшебника семени, а у волшебника огня в ледяных полях, когда его семья переехала туда продолжать свои труды красильщиков и ткачей. Работу с одеждой он не любил и был рад, что проводит дни, служа своему народу теплом и светом. Если барахлили горны или печи, он тут же исправлял неполадки, потому что узнал все тайны огня и научился использовать Чарм своих костей для управления пламенем.

Жизнь, проведенная за обеспечением своего племени огнем, позволяла ему лучше почувствовать Лучезарного. Он смотрел на терпеливо сидящего у ствола Азофеля, переливающегося синим и белым отблеском, как ртуть. Спустившись вниз, он сказал:

— Возвращение на Немору наполняет меня воспоминаниями о днях моей жизни.

— Ты предаешься воспоминаниям? — недовольно спросил Азофель, отводя взгляд от древней лестницы дневного света среди стволов. — Я думал, ты полез туда искать призрак Лары.

Рик наморщил нос:

— Мне не надо ее искать. Я ее ясно вижу в Ожерелье. Она думает, что может весело таскать нас за собой вечно. Но ее очень скоро ждет сюрприз. Сейчас, когда она на Неморе, я могу воспользоваться кобольдовской магией и из Чарма в моих костях, через Ожерелье Душ, достать ее хрустальную призму. И держать ее крепко.

— Так почему ты этого не сделал? — заворчал Азофель. — Я тут мучаюсь целые дни в этом холодном сне! Давай найдем эту ведьму и выясним, что она знает о создании тени. Почему ты копаешься, кобольд?

— Копаюсь? — Из пробитого легкого кобольда послышался холодный смех. — Я отлично сознаю опасность, грозящую всему творению. И заверяю тебя, я не стал бы терять ни мгновения. Но у меня нет твоей лучезарности, а магия кобольдов не так быстра, как амулеты и талисманы. Она требует времени. Однако она действенна, так что терпение, Азофель. Моя магия стремится наружу, и скоро призрак предстанет перед нами, плотный как дерево.

Светящееся создание поднялось перед ним в крошечных дрожащих радугах.

— Сколько еще ждать?

Кобольд быстро прикинул, чем отвлечь это несчастное существо, пока его магия не подействует.

— Достаточно, чтобы ты мне успел рассказать, как выглядит твой мир, — ответил кобольд, сверкая глазами в свете Лучезарного. — Он так же красив, как Немора?

Огорошенный сперва таким вопросом, Азофель ответил медленно, с пренебрежением:

— Я не из какого-нибудь мира. Там, откуда я родом, не висят в пустоте камни, бесконечно вертящиеся между светом и тьмой. — Радужное тело раздулось от гордости за свое происхождение. — Я вышел из света. Из царства энергии в венце Извечной Звезды.

— Это я знаю. — Глаза кобольда светились любопытством. — Но как оно там все выглядит? Есть у вас деревья? Безымянная владычица открыла мне свой сад с вечным цветением и бездонным бассейном.

— Так это является тебе, кобольд. — Азофель отвернулся и стал ходить в пятнистом свете леса, говоря: — В царстве, откуда я, все формы созданы из мысли. Там жизнь не пожирает жизнь. Та мерзость, до которой низвели меня в этом мире, где я должен поглощать куски сна нашей госпожи, чтобы поддержать силы, немыслима внутри света. Мы не едим И потому нам нет нужды уничтожать себя.

— И все же вы воюете, — вставил кобольд. — Иначе зачем нужен был бы владычице страж? От кого ее надо охранять?