— Мы вместе с моим новым помощником Тором обсудили вопрос насчет Личинки. Он может поехать с нами, и мы проследим, чтобы твой человек в целости и сохранности добрался до Янтарного берега.

— Thags izei вам обоим, — кисло проворчал Мейрус.

Я продолжил с удовольствием поглощать завтрак, но тут он наклонился ко мне и сказал:

— Thags izvis, сайон Торн. Я рассчитываю получить от этого рискованного предприятия большую прибыль и не сомневаюсь, что Магхиб будет рад посмотреть новые страны. От души надеюсь, что он и твой новый друг Тор окажутся для тебя хотя бы вполовину такими хорошими товарищами, как твоя подруга Сванильда.

Никак не отреагировав на это его заявление, я встал из-за стола:

— Вот что, пойдем-ка скажем Личинке, чтобы он собирался в дорогу. Мне хотелось бы также посмотреть, что за лошадь ты ему приготовил.

— Магхиб на складе, он ждет тебя. Я прикажу своему конюху привести нескольких лошадей, полагаю, будет лучше, если ты выберешь сам.

— Хорошо, — сказал я. — Тор тоже присоединится к нам там. Так что вы с ним снова встретитесь.

— Biy yom sameakh.

— Что?

— Я сказал, что за радостный день, — рявкнул он и вышел.

Личинка стоял у двери склада, словно ждал меня с нетерпением, но вид у него был далеко не радостный. Армянин держал в поводу лошадь Сванильды, уже оседланную и нагруженную вьюками, поэтому я предположил, что и ее хозяйка тоже здесь: ждет внутри, чтобы попрощаться, когда все соберутся.

— Háils, Личинка! У меня для тебя хорошие новости. Если ты все еще собираешься путешествовать, мы с Тором приглашаем тебя отправиться с нами.

Вопреки ожиданиям, он нимало не обрадовался, а сказал только:

— Госпожа Сванильда…

— Она с нами не едет.

— Угу, — произнес он как-то хрипло и показал внутрь дома. — Госпожа Сванильда…

— Я знаю, — ответил я. — Сейчас мы все попрощаемся с ней.

— Так ты знаешь?! — в ужасе воскликнул армянин резким голосом и вытаращил глаза.

— Да что с тобой? — спросил я.

— Со мной?! — Тут Личинка как-то странно заскулил и вновь показал внутрь склада.

Недоумевая, в чем дело, я шагнул туда. Несколько мгновений моим глазам пришлось привыкать к темноте. Затем я понял, что имел в виду Личинка, ибо увидел страшную картину: в самом углу с балки свисал спутанный клубок кожаной сбруи: она была натянута, а на нижнем конце ее раскачивалась стройная фигурка.

Я мгновенно выхватил меч, перерезал сбрую и подхватил Сванильду на руки, но сразу же понял, что опоздал. Рядом бестолково топтался Личинка. Осторожно уложив все еще теплое тело на тюк сена, я сказал, обращаясь неизвестно к кому:

— Как может живой человек добровольно уйти в такой прекрасный солнечный день, причем наложить на себя руки в столь темном и зловонном месте?

— Должно быть, бедняжка сочла, что ты это одобришь, — произнес грубый голос, и я понял, что к нам присоединился Мейрус. — Сванильда была готова на все, чтобы только сделать тебя счастливым.

В его словах было слишком много истины, чтобы пытаться отрицать очевидное, поэтому я не стал хитрить. Я резко повернулся к нему и сердито сказал:

— Или же она просто сделала то, что предсказал ей ты, старик? Зачем перекладывать вину на меня, когда ты мог предотвратить это?

Но Мейрус нимало не смутился, продолжая гнуть свое:

— Я предвидел только то, что сегодня Сванильда перестанет любить тебя. Я не знал, что это произойдет именно так — как последний акт любви. Или самопожертвования. Она оставила тебя, сайон Торн. Но почему?

— Чтобы он выполнил свой долг и обрел свою судьбу, — произнес другой голос, мягкий, но хрипловатый. — Человек, на которого возложена особая миссия, не должен таскать за собой бесполезный груз…

— Заткнись, Тор! — рявкнул я, а Мейрус одарил вновь прибывшего одним из самых хмурых своих взглядов.

Какое-то время все мы молчали, с жалостью глядя на маленькое неподвижное тело. Затем я снова произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Я отправил ее домой одну. Я забыл, что Сванильда как-то сказала мне: без господина или госпожи она чувствовала себя брошенной сиротой. Полагаю, именно это заставило бедняжку… — Я поднял голову и заметил взгляд, который бросил на меня Тор: насмешливый, почти манящий. Поэтому я изо всех сил попытался сохранить присущее мужчине хладнокровие.

— Ну, какой бы ни была причина, — произнес я насколько мог прохладным тоном, — мне жаль… что она сделала это…

Тут мой голос сорвался, я повернулся к Мейрусу и сказал ему:

— Понимаешь, будучи христианкой, Сванильда совершила непростительный грех: пошла против воли Бога, лишилась его благодати. Ее должны похоронить без священника, без соответствующей погребальной церемонии и отпущения грехов, только с проклятиями, в неосвященной земле, чтобы и следа не осталось от ее могилы.

Мейрус сплюнул презрительно:

— Tsephúwa! — Это прозвучало как самое грязное ругательство. — Ты волен насмехаться над иудаизмом, маршал, но это не такая холодная и жестокая вера, как христианство. Оставь мне бедную девочку. Я прослежу, чтобы ее похоронили не по-христиански, а достойно, с состраданием и с соблюдением всех приличий.

— Я благодарен тебе, добрый Мейрус, — сказал я от всего сердца. — Позволь мне хоть немного отплатить тебе за хлопоты: тебе не надо искать для Личинки лошадь.

Я повернулся к армянину:

— Если ты все еще хочешь ехать с нами, вон там стоит лошадь Сванильды, уже оседланная.

Он в нерешительности перевел взгляд с меня на Мейруса, затем на Тора. Грязный Мейрус заметил колебания и подбодрил его:

— Возьми лошадь, Магхиб. Она лучше любого коня из моей конюшни.

Личинка кивнул и знаком выразил мне признательность.

Затем Мейрус обратился к Тору (я очень удивился, что старик попросил его, а не меня):

— Ты не посмотришь пергамент, который я составил, fráuja Тор, все ли там в порядке? Здесь говорится, что я доверяю Магхибу действовать в моих интересах, заключая торговые сделки с янтарем.

Тор отшатнулся от протянутого пергамента, внезапно изменившись в лице и забеспокоившись. Затем он взял себя в руки и сделался, как выразился Мейрус, «заносчивым», сказав надменно:

— Я ничего не понимаю в янтаре и вообще в торговле. И не считаю нужным учиться столь нудному занятию, как чтение.

— Да что ты? — делано изумился Мейрус и вручил мне свернутый пергамент. — А я-то полагал, что умение читать необходимо для посланца короля Эрика, который собирает сведения по истории готов.

Притворившись, что не обратил внимания на эту перепалку, я раскрыл документ, изучил его, одобрительно кивнул и засунул пергамент за пазуху. Но, по правде говоря, я был смущен гораздо сильнее, чем Тор. Хотя я и не был авгуром вроде Мейруса, но мог бы сперва удостовериться в пригодности своего «помощника-историка», прежде чем объявлять, что Тор таковым является. Меня ввела в заблуждение его правильная речь, и я решил, что Тор был обучен грамоте. Но, конечно же, это вовсе не обязательно: служанка, которая постоянно присутствовала при разговорах придворных дам, могла с легкостью приобрести внешний лоск и видимость воспитания. Так или иначе, я не стал оправдываться перед Мейрусом, а только сказал Личинке: