Только все это совершенно не важно. А важно то, что красивая, умная, своенравная Лили находится неизвестно где и минуты уходят. Джой спешно сбежала по ступеням главного входа, окинула взглядом улицу. И невольно вскрикнула, увидев Лили, которая, съежившись на ледяном ветру, сидела под одной из арок музея, бледная и несчастная.

– Лили! – закричала Джой. – Где ты была? Я уже хотела звонить в полицию!

Лицо Лили исказилось, когда она услышала в голосе Джой сердитые нотки. Слезы потекли по щекам.

Джой немедленно пожалела о своей вспышке. Что-то все-таки случилось. Они не просто так разминулись.

Плечи Лили вздрагивали. Джой обняла ее.

– Что случилось? Что с тобой? – Когда Лили не ответила, Джой продолжила свои расспросы: – Где ты была? С тобой никто… никто к тебе…

Лили помотала головой:

– Со мной… у меня… началось…

– Месячные? – догадалась Джой, поглядев на пухлый пакет из «Бутс»[14], которым Лили успела обзавестись. – Слава богу! – сказала она.

– Слава богу? – разозлилась Лили. – Это ужасно. У меня с собой ничего не было, и я пошла в магазин при музее, но у них тоже ничего не было, и мне пришлось… а там за кассой сидел парень, и я… – Она снова разразилась слезами.

– Ты не знала, что у тебя должны начаться месячные? – спросила Джой. – И у тебя в сумочке ничего не оказалось?

– У меня их вообще еще не было! – выпалила Лили.

– Ох, детка, – растроганно произнесла Джой. – Бедняжка! Боже мой! Но это же чудесно, это нужно отметить! Поздравляю!

– Вы с ума сошли? – спросила Лили.

Джой улыбнулась:

– Я знаю, как ты себя сейчас чувствуешь.

– Ужасно! – сказала Лили. – Отвратительно. Я хочу домой.

– Могу поспорить, что тебе сейчас жутковато, – сказала Джой.

Лили подавленно кивнула.

– Странно? – продолжала Джой. – Неспокойно? Тревожно?

Лили засопела:

– Ненавижу! Просто кошмар. Я не хочу!

– Это из-за гормонов, милая. Всего лишь химия.

– Вчера я места себе не находила. Думала, это волнение перед поездкой, а оказывается, это вот что…

Джой снова обняла ее:

– Но есть и хорошая новость: когда они уже начинаются, тебе становится легче. Хуже всего дни перед. Живот болит?

Лили кивнула.

– Ясно, давай вернемся в «Бутс». Нам, женщинам, приходится мириться с неизбежным, но при этом необязательно чувствовать себя больной.

Лили поглядела на нее. Утренняя бравада окончательно испарилась, и она казалась сейчас просто бледной маленькой девочкой, которая так нуждается в сестринском участии.

– Необязательно? – прошептала она.

– Ни в коем случае, – твердо сказала Джой. – Предоставь все мне.

Через час Лили с аппетитом приканчивала свою порцию жареной рыбы с картошкой. Еще через два часа вокруг нее суетилась женщина-косметолог из отдела «Ланком» в «Харродсе», которая обещала подобрать идеальный для Лили оттенок блеска для губ, румян (вовсе не нужных), подводки для глаз и теней. Джой с улыбкой смотрела, как продавщица мастерски делает Лили макияж. Джой вспомнила свои собственные первые опыты с косметикой. Ей повезло, что мать всегда старательно ухаживала за лицом и приучила Джой делать то же самое.

Ее мать никогда не делала ни маникюра, ни педикюра. Они с подругами всегда сами красили друг другу волосы, и Лия посещала салон красоты всего несколько раз в год, чтобы сделать отличную, стильную стрижку, которую легко поддерживать в порядке. Но вот на кожу лица Лия денег не жалела. Четыре раза в год она ходила к Басе, косметологу, специализацией которой были лица восточноевропейского типа. Когда Джой исполнилось четырнадцать, они стали ходить к Басе вместе, и привычки, которые Джой переняла у миловидной, приятной полячки с как будто фарфоровым лицом, сохранились на всю жизнь. И сейчас Джой сочувствовала Лили, для которой не нашлось женщины, способной сыграть роль Баси. И она была рада, что сегодня, в этот особенный для Лили день, оказалась рядом.

Они пообедали в три, а потом захотели зайти еще и в кафе-мороженое. Джой решила подробнее разузнать о спектакле, который Лили хотела посмотреть в «Дагмар», авангардной постановке под названием «Расписные потолки». Это была интерактивная рок-опера, включающая сцены из «Ромео и Джульетты», с воздушными гимнастами, марионетками и песенками в духе кабаре. Критик, которого цитировали в Интернете, называл ее «потрясающей» и «сенсационной». Может быть, так и есть, подумала Джой, но в то же время, судя по описанию, это нечто сомнительное, даже слегка порнографическое.

Джой не была ханжой ни по каким параметрам, особенно если речь шла о театре, но ей становилось как-то не по себе, когда она представляла Лили среди публики на подобном спектакле. Она сомневалась, что «Расписные потолки» – удачный выбор после такого трудного, полного волнений дня, и с удивлением поняла, что одержима желанием защитить Лили. Оградить юную девушку от любого опыта, который может смутить ее своей чрезмерностью: слишком возбуждающе, слишком модерново, слишком много людей в козлиных масках и жутком гриме, которые скачут по сцене с искусственными членами и в костюмах в стиле садомазо.

– Ты на меня не сердись, – сказала Джой, – но в «Дагмар-пакгауз» мы сегодня не пойдем.

«Вот, – подумала Джой, – я это сказала».

Когда Лили подняла глаза от вазочки с клубничным мороженым, на ее лице отражалась настоящая обида.

– Почему? Почему не пойдем?

– Просто мне кажется, что этого делать не стоит. Эта пьеса для взрослых.

– Что это значит?

Джой с трудом подбирала верные слова:

– Она оторвана от реальности.

– Я знаю. Потому и хочу пойти. Именно такой театр меня и интересует.

– Но на спектакль не пускают детей до восемнадцати лет.

Лили отложила ложку, откинулась на спинку стула и вздохнула:

– И что из этого следует?

– Из этого… думаю, твой папа не знал, о чем идет речь, когда давал разрешение пойти.

Лили закатила глаза и вздохнула уже раздраженно:

– Он мог бы прочитать. Никто ничего не скрывает.

– Но он не прочитал и не знал.

– А я понятия не имею, что он там знает, а чего не знает, – проговорила Лили, обороняясь. – Пойдем, Джой! Я уже не ребенок.

– Никто и не говорит, что ты ребенок. Просто мне неловко вести тебя на пьесу с рейтингом X.

– Никакой там не X. Пьесы так не классифицируют, это не голливудское кино.