Он говорит так потому, что знает, как ей этого хочется: Миха в Турции, Миха в гостях у ее родни. Мина смотрит сквозь него.

– Да, да.

Чуть позже он застает ее за чтением путеводителя.

– Куда ты еще поедешь? В Минск, а потом куда?

– На юго-восток. Под Припять.

– А опа Аскан там был?

– Думаю, да. Похоже.

Миха садится к ней на кровать. Мина продолжает читать, пролистывая страницы с фотографиями.

– Ты волнуешься?

Спрашивает, не глядя на него. Миха пожимает плечами. Она не настаивает.

Белоруссия, Пасха 1998-го

Миха ждет у главного входа. Мина сказала, что отпросится на полдня и придет проводить. Он наблюдает, как она лавирует на велосипеде между машин. Вечереет, тени становятся длиннее. Мина ставит Миху в нужную очередь за билетом и, немного с ним постояв, отправляется бродить по залу.

Он отыскивает ее в главном зале, перед табло с расписанием.

– Я купил билеты.

– А я нашла твой поезд. Он вон там.

Под крышей над их головами летают голуби. На вокзале пахнет хлебом и кофе, а еще мочой. Они отыскивают свою платформу, поезд уже подали, и Миха садится. Мина смотрит, как он пробирается на место, машет через окно. Он знает, ей хочется поскорее все закончить, она не может придумать, что сказать. Он пробирается к выходу и уговаривает ее ехать домой.

– Сходи в бассейн. Позвони какой-нибудь подруге, сходите в сауну.

Она заходит к нему в вагон и обнимает. Целует.

– Твои любимые.

И протягивает ему пакет с претцелями. Еще теплые, восхитительно пахнущие. Миха смотрит ей вслед. Дойдя до конца платформы, Мина машет рукой, а потом сбегает вниз, перепрыгивая через ступеньки.

* * *

Берлинский Остбанхоф забит до отказа, но в купе новенького поезда пусто. Миха успевает почитать газету, подремать, хоть еще и рано. Когда он ближе к вечеру просыпается, поезд подъезжает к границе Германии. В купе появился второй пассажир. Он старше Михи, у него худое лицо и квадратные очки с толстыми линзами. В ответ на Михину улыбку он кивает. Приходит контролер, проверяет паспорта и билеты, и поезд, грохоча, снова набирает ход. Польша. Но пейзаж за окном не меняется. Михе не верится, что все это происходит с ним. Съев один из Мининых претцелей, он ложится спать.

* * *

В Минске настоящее пекло. «Жаркая выдалась Пасха, – говорит таксист. – На удивление». Миха сначала общается с ним по-английски, потом пытается заговорить на немецком, но снова переходит на английский. Миха рассказывает, что едет на юг, но таксист не отзывается. Проехав несколько улиц, он показывает Михе, где хороший ресторан. Дальше они едут молча.

В отеле стоит тишина. В тесном холле за широким столом сидит молодая женщина. Она ярко накрашена, от жары ее макияж начинает сдавать. Она отводит Михе просторный и пустой номер. Кровать, да телевизор, да капающий душ в конце коридора. Когда женщина уходит, Миха, открыв окно, ложится на постель и закрывает глаза. В комнате душно. От простыней попахивает сигаретами. За стеной работает телевизор. Доносится музыка и визг тормозов, потом – чьи-то невнятные голоса.

Когда Миха просыпается, в комнате темно и прохладно. Он включает телевизор, потом идет в душ. Лежа в постели, смотрит вечерние новости на непонятном языке. Показывают Германию. Виды Франкфурта, канцлер машет рукой кучке журналистов. Миха выключает телевизор и натягивает одежду.

Ему хочется есть. Он выходит из отеля и отыскивает ресторан, о котором говорил таксист, но так в него и не заходит. Находит бар, но тоже проходит мимо. Ему кажется, что все на него смотрят. Он идет обратно в отель, заказывает в номер блины и поедает их под футбольный матч. Потом заказывает пива, и лишь много позже снова засыпает.

* * *

В Минске Миха проводит один долгий день. Вроде как осматривает достопримечательности, но в действительности просто тянет время. Он устал и совершенно сбит с толку. Весь город – сплошь широкие, унылые проспекты под серым, нависшим небом. Выйдя к реке, Миха бредет вдоль нее по тропинке, избегая дорог, выбирая по возможности парки. Над кронами деревьев виднеются купола церквей – вот он, Восток.

Для обеда Миха выбирает людный ресторан и жестами заказывает то же, что едят за соседним столиком. Клецки с грибами. Настоящее белорусское блюдо для настоящего немецкого туриста. Официантка одобряет. На главной площади он делает несколько снимков. Больше камеру из сумки не достает. Его не оставляет ощущение, что все на него смотрят. В киоске Миха покупает англоязычный путеводитель по Минску. В центре на развороте помещена карта города и его окрестностей. Вся карта усеяна красными точками; он смотрит в указатель. Места фашистских расправ; зачищенные гетто, стертые с лица земли деревни, расстрелянные жители. На мгновение Миха застывает в ужасе посреди дороги. Он вспомнил, зачем он здесь.

* * *

Два города, где бывал опа. Восемь деревень. Расположенный к северу от болот немецкий оплот сопротивления, где закончился последний для него год войны.

Миха приезжает в сумерках. Добираться из Минска пришлось на перекладных: на двух электричках и автобусе. Солнце скоро сядет, нужно искать ночлег. Городок маленький, нет даже автовокзала, только остановка. Миха садится на обочине и доедает Минины претцели. Они зачерствели, но ему, голодному, все равно. Здесь холодно и сыро. Прежде чем пойти искать комнату, Миха достает из рюкзака и натягивает еще один свитер.

Он находится на центральной улице – асфальтированной, с двусторонним движением. Обочины выложены бетонными плитами, ответвляющиеся улочки тоже забетонированы. От них отходят проселки; в иных местах укатанная грунтовая дорога крепка, как бетон, а по обочинам – лужи и слякоть. Когда он добирается до окраины, на центральной улице загораются фонари. Михе приходит в голову, что гостиниц здесь может и не быть. Уж больно маленький городок.

Он возвращается обратно, идет мимо остановки, хоть и не помнит, чтобы на въезде в город была какая-нибудь гостиница. На улице пусто, спросить некого. В домах загораются окна, по дороге мимо, еще издали осветив Михину фигуру фарами, катит грузовик. На соседней улице тарахтит двигатель, какой-то механик заработался допоздна. С открытого капота свисает лампочка, а хозяин машины копается в моторе.

Миха тихонько стучит по крылу. Механик приветственно улыбается, по-немецки и по-английски он не говорит, и терпеливо ждет, пока Миха продирается сквозь дебри разговорника. Снова улыбнувшись, механик жестами изображает спящего: глаза закрыл, голову положил на замасленную ладонь. Миха понимающе кивает, и, ударив по рукам, они отправляются к механику домой.