он преследует меня, идет по пятам, не позволяя свободно вздохнуть и вынуждая постоянно оглядываться назад. Я даже не могу представить, каково это жить, ничего не боясь. Поскольку каждый шаг, каждый вздох я ощущала это чувство. Сначала я боялась за себя, а потом за сына. В итоге этот страх материализовался, и я потеряла сына.

Сейчас мой страх был другим. Я не боялась смерти, поскольку все мы рано или поздно умрем. У меня не было страха, что сын после моей кончины сгинет, потому что знаю, что Глеб не перестанет его искать, а после не бросит на произвол судьбы.

Но я все равно боюсь! Боюсь, что перед смертью не увижу своего малыша, что не смогу прикоснуться к его золотым кудрям, погладить крошечную щечку и вдохнуть не с чем несравнимый запах свободы.

Когда-то я смеялась над тем, как Макс, рассказывал о запахе солнца, а теперь же верю каждому его слову. Запах Максимки был настолько пленительным, словно свежий воздух для утопающего или глоток воды для умирающего путника в пустыне. Я могла часами сидеть над кроваткой сына и вдыхать его запах, представляя наше будущее без ликантропов.

Глеб рыкнул, втянув запах, смешанный с кровью, и готов был кинуться на Карена, но тот вскинул свободную руку, останавливая его.

— Не стоит, — рыкнул Карен, вновь словно невзначай оцарапав мне шею. — А то нервы ни к черту, — усмехнувшись, проговорил он, прижимая меня к себе сильнее.

Макс попытался донести до него простую истину, что отсюда ему не выбраться. Вот только Карен не слушал или не хотел слышать всю эту чушь, будто уже все решил для себя.

Я прекрасно понимала, что загнанный в угол зверь может укусить, в моем случае, зная о своей скорой смерти, Карен пойдет на все, чтобы причинить другим боль и доделать то, что начал. А умирать сейчас, так и не найдя своего мальчика, мне не хотелось. Я представила перед собой своего малыша, его крошечные ручки, красивое личико с переполненным страхом глазками, и надежду, что всего на мгновение мелькнула в его взгляде. Страх больше никогда не увидеть его настолько поглотил меня, что я готова была пойти на все, лишь бы еще хоть разок посмотреть на своего мальчика. Посмотреть на него, прижать к себе и сказать, что все будет хорошо, даже если хорошо не будет.

Я настолько хорошо представила перед собой Максимку, что грудь сковала жгучая, непереносимая боль. Руки стали дрожать от желания прикоснуться к нему, прижать к себе и никогда не отпускать.

В какой-то момент перед глазами все расплылось, я подумала, что это от непролитых слез, поэтому быстро и часто-часто заморгала, не желая плакать при свидетелях. Ведь что бы ни произошло дальше, свою слабость я не намерена показывать. Но, как оказалось, я вновь ошиблась, и вовсе не слезы были виной временного помутнения в глазах.

Стоило только сфокусировать взгляд на чем-то конкретном, и я увидела, что больше не нахожусь в полуразрушенном здание, а стою посреди хорошо знакомой комнаты. Нахмурившись, попыталась понять, как, а главное, зачем меня перенесло в дом, где все началось. Именно в ту комнату наверху, где я спряталась, впервые увидев Глеба, где была готова умереть, оплакивая Максима.

Неужели это неспроста, и сила, что спит, (а может, уже нет?) во мне на что-то намекает? Но тогда на что? Быть может, мне пора определиться с парой?

Но, так и не успев понять мотивы силы, я заметила движение в темном углу комнаты, а после с криком: «Мама!» ко мне кинулся Максимка.

Секунда растерянности сменилась радостью. Я была готова кинуться к нему навстречу и сделать то, о чем мечтала все это время: прижать сына к себе и поцеловать. Вот только что-то, а точнее кто-то не позволил мне этого сделать, сжав крепче руку на шее, стоило мне пошевелиться. Испуг заставил замереть, прислушаться к ощущению и тому, что происходит вокруг. Но как бы то ни было я ничего не увидела, как бы не старалась, но зато услышала.

Частое тяжелое дыхание за ухом дало понять, что я перенеслась к сыну не одна, а вместе с Кареном. Вот только я не могла понять, почему его не видно, и отчего он молчит.

Сынок тем временем с радостью приближался, не замечая ничего вокруг. Я не могла предупредить его об опасности, не могла остановить, поскольку желание обнять было сильнее разума. И вот когда его ручонки почти коснулись меня, дверь в комнату открылась, и на пороге появилась … Марина?

Увидев постороннего в комнате, она замерла на мгновение, с непониманием и растерянностью смотря на меня. Но всего секунда, и ее недоумевающий взгляд сменился испугом. Еще одна секунда, и она рванула с места, перехватывая Максимку, прежде чем он успел прижаться ко мне.

— Мама! — прокричал Максимка, пытаясь вырваться из захвата, слезы струились по его личику, разрывая мне сердце. Он всеми силами пытался освободиться, выгибаясь и крича в руках Марины, вот только ей было все равно на это.

Я вновь и вновь пыталась вырваться из захвата, но мои жалкие попытки не принесли результата. Попытавшись перевоплотиться, я поняла, что и это у меня не выходит. Безысходность окутывала своими ядовитыми щупальцами, не позволяя бороться и вынуждая сдаться.

— Сыночек, мама рядом, я скоро тебя заберу, слышишь? — проговорила, понимая, что должна его успокоить, дать надежду, что его никто не бросал, что я люблю его.

Когда Марина поняла, что я не могу пошевелиться, ее испуг сменился ненавистным взглядом и язвительной усмешкой.

— Не думала снова тебя увидеть, хранительница, — выплюнула она, прижимая Максимку к себе. — Впрочем, от бесполезного Карена ничего другого нельзя было ожидать.

Я не могла поверить в то, что эта хрупкая с виду девушка могла пойти на такое.

— Марина, за что? — спросила, не сводя глаз с сына.

Малыш перестал вырываться и кричать, но слезы по-прежнему стекали по его пухлым щечкам. Вторя его слезинкам, мои щеки опалили слезы. Я могла крепиться, могла показать всем насколько сильная, но перед болью и страхом своего малыша ни одна мать не устоит.

— Ты еще спрашиваешь? — истерически воскликнула она. — Ты отняла у меня все! Сначала ты забрала у меня Глеба, потом Александра, а после еще и дом, что должен был принадлежать мне! Ты испоганила мне жизнь! После твоего появления меня просто вышвырнули в мир людей, как ненужную вещь! — закричала она, прижимая малыша все крепче, причиняя ему боль, от которой он стал кричать.

Сердце пропустило удар потом