Ева спросила отца, что случилось.

– Они сказали, что это знак: люди и звери утонули, потому что некоторые из животных – перевоплощения предков беноло, – ответил Альфредо. – Шаман велел мне отпустить всех зверей, иначе он нашлет на нас проклятие.

– Тогда давай сделаем так, как он сказал, – сказала Ева. – Давай оставим их здесь, тут их дом.

Альфредо посмотрел на нее так, будто после болезни она повредилась рассудком.

– Никогда, – ответил он. – Все это – суеверная чепуха. Помни, что я говорил тебе: мы спасаем животных от вымирания. Только это в конечном итоге имеет значение.

На следующее утро «Потерянное счастье» подняло якорь и на всех парах двинулось от этого душного берега. Но даже несмотря на шум двигателей был слышен бой барабанов, доносящийся с берега. С палубы Ева, Альфредо и некоторые матросы видели людей племени беноло рядом с ритуальным костром на краю песка. Перед ними шаман танцевал странный судорожный танец, указывая своим колдовским жезлом на уходящий корабль.

Капитан «Потерянного счастья» подошел к Еве и Альфредо, стоявшим у леера.

– Черт побери, что они затеяли? – спросил он, глядя на берег.

– Не имею ни малейшего представления, – ответил Альфредо.

Ева промолчала.

Через три дня началась болезнь.

Первым заболел человек из экипажа, который помогал ухаживать за животными. За обедом он сидел за столом, шутливо прикидывая со всеми остальными, как они распорядятся своими деньгами, когда вернутся в цивилизованный мир. В три часа дня он свалился на палубу и, судя по всему, не мог больше управлять движением губ.

– Мае личо эта берех, – повторял он, пока его можно было еще понять. Вечером, когда Ева пошла навестить его, он был уже без сознания. К тому моменту кровь лилась у него изо рта, из носа, из глаз. Вскоре она начала сочиться из пор, точно пот. Еще через час он умер.

Потрясенная увиденным, Ева сразу пошла к отцу.

– Наверное, стоит рассказать капитану о шамане? – спросила она. – Мы пока еще сможем отвезти животных обратно.

– Глупости, – ответил Альфредо. – В любом случае капитан не повернет назад. Но команда может оказаться суеверной и выкинуть зверей за борт, если люди услышат о проклятье. Ты ведь не хочешь, чтобы это осталось на нашей совести?

Ева, конечно, этого не хотела.

Корабельный врач – а он был признанным специалистом по двум вопросам: шотландскому виски и тропическим болезням – терялся в догадках, что за болезнь убила моряка. Поэтому он не смог ничем помочь и на следующий день, когда один из палубных матросов начал жаловаться, что у него болит лицо. За этим последовали обморок, кровотечение и смерть. Потом те же симптомы стали наблюдаться у кочегара, и через несколько часов он умер. Доктор сказал, что он никогда не слышал о такой заразной болезни, и все должны быть осторожны: больных нужно считать не пациентами, а врагами, нацелившими на вас смертельное оружие. Он боялся, что даже минимальный контакт с зараженными смертельно опасен.

Капитан дал указание немедленно избавиться от трупов. Несколько членов экипажа, завернувшись в непромокаемую одежду для безопасности, сбросили мертвецов с одеялами и всеми их пожитками за борт.

В тот вечер стало нехорошо самому доктору. Он отнесся к этому философски и сказал капитану, что вылечит себя с помощью единственного лекарства, которому доверяет, – виски. Его нашли мертвым на следующее утро, в луже собственной крови.

После этого несколько ночей Еве снился кошмар о гигантских жуках. Жуки были двенадцати дюймов в длину: она видела их, когда жила у беноло. Передвигались они очень медленно и были жуткими на вид, хотя на самом деле были совершенно безобидными листоедами. У них были добрые глаза, и дети беноло часто заводили их как домашних зверюшек. Но у гигантского жука в ее кошмаре были злые глаза; он забирался на ее койку, проползал по животу и высасывал из нее кровь.

Впервые этот кошмар приснился ей в то утро, когда ей сообщили, что Альфредо болен. Когда капитан сказал ей об этом, она стала требовать встречи с отцом. Но Альфредо умолял капитана ни при каких обстоятельствах не подпускать к нему Еву. Поэтому стюарду приказали запереть дверь каюты на висячий замок.

Она кричала Альфредо через дверь, и он еще отвечал ей, слабым и искаженным от боли голосом:

– Профай, профай! Береги жверей!

Еве оставалось лишь стоять у его двери и плакать. Альфредо умер в то же утро, и его тело выбросили за борт.

Еще пятеро членов экипажа умерли за неделю. Но кое у кого проявлялись ранние симптомы болезни, а затем люди начинали выздоравливать. Капитан сказал, что, по его мнению, возможны две причины: либо сила болезни уменьшилась, либо те, кто выжил, оказались ей не по зубам. Ева, которой перестали сниться кошмары, думала о третьей возможности: «Потерянное счастье» вышло за пределы действия шаманского проклятья.

Но она подумала, что лучше ей держать это соображение при себе.

– И все-таки, – спросил Роуленд Еву Соррентино, когда она закончила рассказывать о болезни, поразившей «Потерянное счастье», – как по-вашему, что было ее причиной? Вы же не думаете, что это проклятье.

– Не знаю, – сказала она. – Но я рада, что все звери в порядке и скоро попадут в свои новые дома. – Она посмотрела на Уилла, и морщинки в уголках ее глаз от улыбки стали глубже. – Животные, похоже, любят Уилла. Он ведет себя с ними так естественно.

Уилл, слушавший ее историю с огромным интересом, только пожал плечами.

– Они мне просто нравятся, – сказал он.

– А я восхищаюсь вами обоими, – сказал Роуленд. – Вонь внизу просто отвратительная. Как вы это выдерживаете? – Он подозревал, что у Евы есть готовый ответ; так и оказалось.

– Я его даже не замечаю, – ответила она. – Если я его не замечаю, его не существует. А ты, Уилл? Запах раздражает тебя?

Уилл оказался чуть разговорчивее, нежели обычно.

– Запахи? – сказал он. – Они не причиняют вреда. Ева снова улыбнулась ему.

Они вышли из Глазго три недели назад, и бог морей благоволил к «Потерянному счастью». Путешествие в Новый Свет проходило настолько же спокойно, насколько ужасающим был путь от Черного Континента. Корабль приближался к цели. По качке Роуленд понял, что судно оставило открытый океан позади и теперь пересекает континентальный шельф. Чем меньше глубина, тем капризнее море. Стоя у леера, он видел сентябрьский айсберг, проплывший в нескольких милях по правому борту. В порыве ветра Роуленд даже почувствовал его холод. Боцман, который теперь относился к Роуленду снисходительнее, посоветовал ему наслаждаться такими видами, пока есть возможность.

– Мы входим в зону туманов, – сказал он. – В следующие несколько дней будет почти ничего не видно.